Антон Дмитрович Мухарський - Майдан. (Р)Еволюція духу

— інженер мікроелектроніки та на­півпровідникових приладів. З 1998-го по 2014 рік працював на керівних посадах державних і приватних підприємств у сфері готельного, рекламного бізнесу. Паралельно вів консалтингову діяльність у галузі маркетингу. Під час ЄвроМайдану разом з однодумцями (С. Поярков, О. Гриценко, С. Коба та ін.) організував АвтоМайдан. 23 січня активісти АвтоМайдану заявили про несподіване зникнення Дмитра Булатова. 30 січня Дмитро Булатов вийшов на зв’язок і розповів, що його викрали, тримали в темному підвалі і катували, відрізали шматок вуха, а через тиждень полону вивезли за місто і викинули з автомобіля. Дмитро Булатов дивом зміг добратись до с. Вишеньки Бориспільського району, що під Києвом, і попросив про допомогу. Государство — это мы с вами

До Майдана у власти Украины была «семья», на которую работали все. Эта «семья» — как некая корпорация правила страной, а нашего мнения, мнения большинства, никто не спрашивал, более того, оно вообще нигде не учитывалось. Но строить страну, где не учитывается мнение большинства граждан, говоря при этом, что это демократия, невозможно. Украина жила не по законам, а по внутренним корпоративным правилам, которые были написаны для нас этой «корпорацией». Украинцы — терпеливый народ, но наступил момент, когда терпение лопнуло — и начался массовый протест. Я тоже пришел на ЕвроМайдан. Потому что для меня европейские ценности очень важны, потому что в центре этих ценностей — человек. Его жизнь, здоровье, права, забота о ближнем, взаимопомощь — это наивысшие блага, причем не на словах, а на деле.

Избиение студентов 30 ноября было за гранью моего человеческого понимания. Меня просто разорвало от внутреннего негодования, я сразу позвонил другу Алексею Гриценко: «Алексей, надо с этим что-то делать». Он мне ответил: «Да, есть мысль — выразить протест автопробегом». Мы созвонились со своими друзьями и решили организовать АвтоМайдан, взяли флаги, сели в свои автомобили и объездили Киев, останавливаясь на остановках в разных районах города, убеждая всех небезразличных киевлян присоединиться к нам. В это время для меня моя работа уже была на втором плане, да и семья — тоже, каждый день каждый из автомайдановцев утром ехал из дома протестовать. Во время поездки к «резиденции» тепер экс-генпрокурора Пшонки колонна автомобилей АвтоМайдана растянулась более чем на 5 километров!

Одна из самых ярких поездок по сплоченности людей была 29 декабря в Межигорье. По данным ГАИ, приехало 2800 автомобилей, по нашим данным — более 3000. Это было настолько огромное количество людей, просто сумасшедшая волна, которая и нас как организаторов насторожила... Далеко не самое сложное было — убедить охрану «резиденции» Януковича, что мы не штурмуем Межигорье, что если мы приедем на штурм, то нас будет значительно больше. Гораздо сложнее было убедить самих автомайдановцев не идти на штурм и уехать.

Мы, простые люди, бросали мирный (!) вызов руководителям «корпорации», «семья» нас репрессировала, пугала налоговой, которая приходила в наши офисы, грозила большими штрафами, арестовывала имущество. И мы не могли уже остановиться, потому что наше недовольство и гнев были настолько сильными, что страх пропал. Я четко понимал тогда, что нам ничего просто так с рук не сойдет, у меня были информаторы, которые рисковали, но все же предупреждали меня о том, что меня ждет. Меня предупредили о том, что арестуют все мои счета и мое имущество. На меня пришли судебные решения, что я захватил Дом профсоюзов... Спорить не было смысла. Я передал свои платежные карточки друзьям, делился с ними информацией, которую сообщали мои источники, потому что предполагал: со мной поступят так же, как с Таней Черновол.

Новый год мы встречали под СИЗО, поддерживая активистов Майдана, которые там находились без законных на то оснований. Мы хотели, чтобы они почувствовали: мы сделаем все, чтобы им помочь и в любом случае поддержим их. Для нас прежде всего была важна забота друг о друге. «Система» нас постоянно отслеживала — и наши средства коммуникации: электронные ящики постоянно атаковали, эккаунты ломали, блокировали связь, наши автомобили останавливали, пытаясь лишить водительских прав, но мы все равно продолжали борьбу. При этом понимали, что радикализм — не наш метод, его цена слишком высока, поэтому наш девиз звучал: «Нет насилию!». Мы боролись против власти законными методами. Если мы сами нарушаем закон, какой смысл тогда бороться с нарушением закона? Мы боролись с насилием, не принимая его ни в каком виде, невзирая ни на что. Мы боролись против несправедливости, против того, что небезопасно быть гражданином в своей стране. Каждое утро я ехал на АвтоМайдан с надеждой, что вернусь домой вечером, ведь уверенности в том, что вернусь… со временем оставалось все меньше и меньше…

В моей голове произошла глубокая переоценка ценнос­тей. Она началась еще до того как меня похитили. Сегодня я знаю: выпить чаю в кругу семьи — это очень счастливые моменты жизни, которые дорогого стоят. Глубоко уверен, те люди, которые меня похитили и со мной «работали», были представителями российских спецслужб, спецназовцами, я слышал «растянутый» московский акцент. Похитители не верили тому, что я им говорил: да, мы, автомайдановцы, самоорганизовались — да, сами (!), мы не привязаны к политическим силам, а я не шпион, не агент… Те, кто за деньги пытают других, наносят увечия, это — нелюди, их нужно изолировать от здоровых людей. Остается вопрос: кто заказчик? У меня несколько версий произошедшего, одна из целей моей жизни сейчас — узнать, кто они были.

Во время революции сформировалась нация. Общество ста­ло по-настоящему требовательным к себе и другим, более вни­ма­тельным и ответственным, решительным, действенным. Укра­инцы начали переживать за принимаемые правительством решения и пользоваться своим общественным правом — влиять на эти политические решения. Хотя не все осознали, что на самом деле произошло этой зимой.

Меня шокировало, что даже на Западе не понимают, что произошло в Украине. Они считали, что в Украине — политические противостояния, а