Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

Освальд осмотрел паренька.

— Почему ко мне? Где комиссар? Он должен подписывать этот документ.

— Герр сенатор, комиссар вызвал ещё три батальона национальной гвардии и выбыл из города.

— Значит, эта крыса сбежала. А где же судья Болтон?

— Герр сенатор, судью повесили недалеко от площади Мира.

— Про следователей даже не буду спрашивать, раз ко мне пришёл такой молодой парень.

Он взял бумагу, мельком прочитал её и взял перо, расписавшись. Отдал обратно письмо судьбы. Потрошитель почувствовал силу и просто смеётся над ними, убивая. Из-за него и его действий, из-за безразличия и некомпетентности полиции это началось, и сейчас он, умываясь кровью, особенно плюёт на мироустройство Ганновера.

— Нам стоит пойти, — сказала Мила.

— Что?

— Нам стоит самим всё осмотреть, Освальд. Полицейский участок развален, все заняты, Оделия неизвестно где, Конрад ещё год назад сбежал. Только мы сможем его найти, и надо действовать по горячим следам.

— Но мы же договорились, что больше не будем даже обсуждать эту тему.

Мила взяла свою сумку и пошла переодеваться.

— Ах, женщины, — сказал Освальд.

Освальд и мальчик-полицейский вышли на крыльцо, они курили, пока Мила собиралась. Освещение улиц пропало, и небо затянула очередная стая голодных, но полных туч. Городу было жарко, жарко от дыма, этот дым, освещая как Иисус, проходил сам огонь.

Через полчаса, скуривший полпачки сенатор и его Мила ехали на мчащейся, запряжённой восьмью чёрными лошадьми карете по городу. Никто не осмелился остановить её и быть похороненным под копытами этих кобылок. Музей был ближе к центру города, там, где был курган Пророка, там, где раньше был чудесный вид.

В музее собрали все достопримечательности Ганновера и Нижней Силезии, все драгоценности дома Гогенцоллернов, пару скелетов динозавров и одного мамонта, несколько мумий, привезённых из Египта, большую коллекцию живописи от античности и до наших дней. Комплекс музея простирался на большую часть города и был чудесный вид на северный Ляйн. Сверху, на верхних этажах и на крыше, можно было видеть промышленный район Яммер. А по югу была мэрия и, очень вдалеке, если приглядеться, сенат по соседству с посольством Франции.

Выйдя из кареты, Освальд открыл дверь для Милы. Они прошлись до верхних этажей площадки, труп был ещё на месте, его просто не было кому вывозить в морг. Почти все выехали или на других заданиях.

— Всё в крови, — посмотрела Мила.

— Да, опять мы в этом водовороте.

Из-за стены вышла Оделия, она примчалась на пять минут раньше парочки и уже составила краткое описание ситуации. Марман остался внизу и осматривал территорию, опрашивая людей во дворах, выходящих из входов и выходов музея, видели ли они кого и так далее.

— Добрый день, фрау Оделия, что-то нашли? — спросил Освальд.

— Нет, только кровь. Сейчас мой помощник осматривает место и опрашивает возможных свидетелей.

— А где охрана? Как убийце удалось принести сюда тело? — спросила Мила.

— Охраны нет уже третий день бунтов и пожаров. Возможно, он её и не тащил...

— Что вы имеете в виду?

— Это дорогая жертва, одета хорошо, хоть и покромсана на куски. Возможно, она доверяла своему губителю, раз пошла ночью в это место. Возможно, он был близок для неё или очень статусен.

Картины и прекрасные экземпляры готической и романской культуры со всей полнотой и изяществом дополнялись яркими красками и кровью, разбрызганной по стеллажам и витринам. Самое большое пятно вытекало из-под трупа, и даже под прикрытым черноватым мешком оно виднелось, как заставка или бархатная обложка книги. То, что внутри не подвластно человеку, стало подвластно убийце.

Оделия описывала, как падала кровь.

— Она не сопротивлялась.

— Уже известно, кто это? — спросил Освальд.

— Нет, в кошельке были карточки на имя Дарьи Вульф, продавщицы в столовой Сената, но эта информация требует подтверждения. Труп сильно изуродован.

— Опять... — сказал Освальд.

— Что опять?

— Опять погибают хорошие люди.

— Так вы знали её?

— Нет, я пару раз её видел, но не знал.

Тут Освальд услышал тихий шорох позади себя в темноте. Так как не всё здание имело финансирование на освещение, он пошёл туда, чтобы проверить.

— Я сейчас вернусь. — Хорошо.

В темноте была видна странная картина со старухой и двумя козами, авторства Либермана. Под ней сидел француз и курил папиросу, распространяя табачный запах на весь коридор.

— Неужели думал, что я смогу пропустить это всё? — сказал он, затягиваясь дымом.

— Я уже и подзабыл о твоём существовании, — ответил Освальд.

— Про меня нельзя забыть, ведь я сама вечность.