Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

ГЛАВА 12

Радостно, нет, нет, нет, скорее имею честь сообщить вам, мои дорогие читатели, что мы подобрались к грандиозному по своей величине событию. Убийство в музее, или, как сказал тот мальчик Оделии, «убийство на музее»! Оно свершилось и имеет место быть. Дорогой нам Герр Потрошитель Яммера, темной тенью пробрался через сотни бунтующих людей и в своей великолепной манере выпотрошил свою очередную жертву, попутно над ней надругавшись.

Что имеет место быть дальше? Может, Оделия приедет и все решит? Поймает убийцу по горячим следам? Или Герр следователь Марман поможет ей в этом деле? А может быть, герр сенатор Освальд со своей возлюбленной Милой и общим интересом наконец-то разгадают давнюю загадку, ведь это их город, а они, как умные люди, считают, что несут за него ответственность? Или, может быть, их мотивирует азарт тайн и приключений, от которых даже в совместной жизни они не смогли отказаться? А может, герр бывший следователь Конрад сможет решить свои проблемы и искупить вину за убийство Отто Гендевальда и Винфрида Штайнера тем, что поймает потрошителя?

Грани, обыкновенные грани треугольника: все эти персонажи хотят своего, добиться услады своих потешных желаний, достичь того самого птичьего юга, решить детские и нынешние проблемы через судьбы. Или, может быть, им кажется, что они вершат судьбами?

Это утро начиналось как обычное утро в Ганновере. Освальд проснулся, как всегда, раньше Милы, укрыл её своим шерстяным одеялом и поцеловал в лоб. Он пошёл на кухню, раннее утро, только светало. На фоне из окна второго этажа дома Освальда была видна сеть пожаров из-за протестов. Он спустился на улицу, нехотя взял очередное газетное издание Иммермана со слоганами «Сеть пожаров, суфражистки».

— Твою мать! — искренне скривившись, сказал он.

Освальд скинул газету в мусорный бак во дворе и, закурив сигарету, сбрасывал туда пепел. Через пару минут сигаретный пепел и дуновение субботнего утра подожгли бумагу.

— Вот тебе ещё один пожар.

Он как сенатор прекрасно понимал, что пожары ни к чему хорошему не приведут и ему бы следовало напрямую заняться этим вопросом. Хотя, честно говоря, что он мог сделать? Пожарное ведомство в подчинении комитетов Блюхера, там, где он полностью не имеет никаких рычагов давления. Комиссар и мэр объявили тайфун в городе, никого не пускали и не выпускали, собрания и митинги запрещены в целях безопасности. Сотни магазинов и пара площадей уже были похожи на пылающие казни экзорцистов. Чем это всё закончится, было непонятно. Вчера вечером, в пятницу, город покрыл слой пепла... ахахах... да, дорогие мои, слой пепла с ветром и дождем падал нам на головы.

Освальд всё больше думал воспользоваться своим положением во власти, взять Оделию, пару сумок вещей и отправиться в заслуженный отпуск на месяц в Ниццу, пока ситуация в городе не уляжется. Ему полностью плевать на последствия этого, можно сказать, политического решения. Но есть одно "но", это сейчас спит под двумя одеялами. Мила... она сказала, что хочет остаться и быть в городе в трудный для него момент, что она пробыла тут всё детство и просто не может его бросить, как родственника, болеющего раком. Если он умрёт, нужно быть рядом и через боль смотреть на его пепел и седину, нужно быть сильным и плевать, что ты там сам хочешь, ведь просто нужно.

— Доброе утро, Освальд, — сказала она, спустившись на первый этаж, на кухню.

Сенатор делал бутерброды с рыбой и сливочным сыром, чуть запекая хлеб до корки на чугунной сковороде.

— Доброе. Будешь? — протянул он один.

— Да, давай... ммм, чувствую запах, думаю будет очень вкусно.

На улице был слышен хруст. Это вдали падали старые трёхэтажные деревянные здания. Из-за огня они хрустели, извивались от боли. Раньше эти тысячелетние дубы согревали леса, последние столетия они были крышей и теплом для многих семейств Ганновера, а теперь это просто… Мне хочется плакать, это пепел.

— Что мы будем делать? Надо уходить отсюда. Я уже не могу выдерживать это и банально за тебя переживаю.

— Нет, Освальд, мы это обсуждали, мы останемся тут.

— Но как мне тебя защитить? По улице бродят мародёры, и каждый день всё больше районов горит от огня. Тут становится просто опасно. Позволь мне тебя защитить, нам нужно просто уехать. Мне плевать, мне плевать действительно на всё, на всех этих жителей, единственное, что важно, — это ты.

— Я останусь, чтобы быть с городом.

Стук в дверь прервал диалоги. Освальд взял кочергу из камина и сказал:

— Иди наверх, я открою.

— Я останусь со своим мужем до конца.

Освальд поморгал глазами, его как будто стукнули по затылку и отобрали дар речи. Он открыл дверь, и там стоял мальчик, только что закончивший школу, но в полицейской форме.

— Герр сенатор, — сказал мальчик.

— Вас что, из школы сразу в полицию набирают? Проходи.

— Герр сенатор, это ордер на обыск музея, вам нужно подписать.

— Зачем же?

— Там произошло новое убийство Потрошителя.

Он упал на кресло, кочерга выпала из его рук и с грохотом стукнулась об пол. Мила подбежала и рухнула к нему в колени.

— Тебе опять плохо? Милый? Принести воды? — замельтешила она.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍