Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

Звук тысячи скрипок и движением рук дирижёра перебил мысли Освальда и диалог с Милой.

Началось прекрасное и вдохновляющее представление о жизни Зигфрида, одной из опер Вагнера. Она была написана по культурно сложившимся древнегерманским эпосам, по легендам про жизнь и любовь богов и так навязчиво пытающихся их копировать людей. Освальд взял хорошую ложу с широким обзором на сцену и симфонический оркестр по бокам.

— Сегодня дирижирует герр Флатэнбаум, замечательный человек и действительно виртуоз своего мастерства, — сказал Освальд.

— Он так забавно поднимает руки...

— Да, так его понимают. Он поднатаскал и выучил великое множество этих скрипачей и других музыкантов, кропотливо собирая их по всей Европе. Вот видишь скрипача, шестой по счету слева, он из Ливерпуля и долгое время выступал при британском королевском дворе. Может быть, ты даже с ним имела роман в Лондоне, — усмехнулся Освальд.

— Сомнительно, но планета маленькая и круглая, так что всё возможно, — ответила Мила.

— Всё, тише, кровь моя, я хочу послушать этот удивительной доброты ритм, — сказал Освальд, сам начавший диалог и сам его закрывший как ненужный гештальт в данный момент его вселенной.

Первый акт. Выходит забавный старичок, весь измазанный.

Сцена в пещере Миме, кузница. Миме работает над мечом Нотунг.

— Почему этот металл так упрям? Как я ни стараюсь, он не поддаётся! — раздражённо сказал Миме.

Зигфрид входит, держа в руках мёртвого медведя.

— Смотри, Миме! Я привёл тебе друга для компании! — смеясь сказал Зигфрид.

— Опять ты со своими шалостями, Зигфрид! Лучше помоги мне с мечом, тогда и развлечения найдутся!

Зигфрид берёт меч и, несмотря на все усилия, меч ломается.

— Этот меч такой же бесполезный, как и все твои рассказы. Найду я способ выковать настоящий меч!

Зигфрид уходит в лес.

— О, если бы я мог сам выковать Нотунг! Только он может спасти меня!

Толпа смотрела в два копеечных глаза и просто восхищалась игрой этих замечательных актёров. Акт подошёл к концу, и, как всегда, был небольшой перерыв. Освальд подкурил сигарету.

Мила смотрела вниз на актёра, который играл Зигфрида, и спросила:

— А кто этот актёр?

— Это... вроде Самуэль Шмидт. Вечерами он тут подрабатывает, искусно завлекая толпу своим брутально-грязным видом и игрой по сценарию Вагнера, а днём между репетициями он проповедует красную чуму на улицах.

— И его пока не арестовали за это?

— А зачем? У комиссара много других забот... Только, пожалуйста, давай не будем вспоминать о Потрошителе, уже надоел этот диалог, — сказал Освальд.

— Какой разносторонний, странно выглядящий человек.

— А я тут уже подумал, что мне стоит переживать по этому поводу, — ответил Освальд, обнимая Милу за талию, протиснув руку между деревянным стулом с мягкой спинкой и осиной талией Милы.

— Нет, пока я на него не заглядывалась.

Перерыв закончился. Освальд подкурил вторую сигарету, симфонический оркестр сменил мотив на более угрожающий. И вот он, герой современного архетипа героизма — Зигфрид. Он мчится, он мчится убивать дракона Фавнира. По пути его сопровождает пение тысячи птиц, что отражается на звучании симфонического оркестра. И они, Освальд и Мила, как снова в детстве, там, где щебечут птицы, там, где счастье и там, где улыбка.

Через оперу Зигфрид не только ищет себя и размышляет о великих подвигах, будто сам Рихард изучал себя как человека и пытался понять сущность естества и что ему подвластно. Как Гёте изучал Фауста и прописывал его с мефистофельскими деяниями, так и у Миме были свои плачевные и предательские мотивы.

Сцена показывает, что все хотят власти, абсолютно все, и безучастных в этом не будет. Всем надо выбрать сторону и сказать «да» или «нет». Ну, а пока что Зигфрид сражается с драконом. Силы не равны, но он своим умом смог превозмочь силу рептилии и перенести действие в третий, заключительный акт этой оперы.

— О чём ты думаешь? — спросила Мила.

Освальд засмотрелся на битву с драконом под возвышенное звучание тяжёлого барабана на сцене и даже не услышал вопроса. Сенатор был в трансе, в сильном трансе.

— Освальд! — ущипнула Мила его за ногу.

— Ай, что? За что ты так?

— О чём ты задумался?

— Мы же на опере. Это для души. Это надо, как бы глупо это ни звучало, чувствовать и пытаться понимать. Разве это не важно? — спросил он.

— Ладно, я не мешаю, дорогой.

Зигфрид узнаёт о планах Миме по его убийству и завладению властью в лице кольца. Он понимает это через птиц, что звучали перед драконом. Миме теперь убит. И Освальд задумался, кто же его может так предать: может, кто-то из политической элиты города, а может, кто-то из друзей... Он подумал, и... знаете, довольно простые вещи наталкивают нас на странные мысли, на какое-то, как нам кажется, пророчество, то, что нам будет дано, и то, что нам предначертано самой судьбой. Он посмотрел на Милу и подумал: «Каковы шансы, что самый любящий человек в жизни меня предаст?» «А есть ли смысл после такого продолжать своё существование и жить в принципе?» — добавилась мысль сразу.