Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

Под жалобы врачей друг другу, где-то на заднем фоне, Борман сам взял на руки труп и положил его так, как сказала горничная.

— Вряд ли это кто-то из её окружения. Довольно большое количество недоброжелателей, но все они, конечно, сопляки. Ты согласен со мной? — сказал Борман, посмотрев на адъютанта.

— Так точно, герр Борман.

Из окна всё так же виднелась злополучная больница, и добрый наш сыщик, мгновение руки для вас, мои дорогие читатели, решил перенести сюжет туда. Возможно, он, как и вы, начал догадываться, что сюжетная развязка этого убийства тянется оттуда. Уж слишком велико и заманчиво моё предложение об упоминании данного здания в этом контексте.

Утренняя прогулка была завершена к тому моменту. На входе сидел чудаковатый охранник, который после пары глупых вопросов пустил полицейских на территорию больницы. Встретила их доктор Грета-Виктория, местная главврачиха отделения особо одарённых психов. Психи были из богатых семей, что было видно по зданию. Богатенькие родители не хотели отдавать их на поруки государственной медицины, а тут тебе и парк, и койка с кожаными ремнями, и пара уколов в день, чтобы ты хорошо себя чувствовал.

Коридоры были больнично-зелёные и украшенные цветами, нарисованными самими больными с различными расстройствами личности и психики. Грета-Виктория провела герра Бормана по коридору, рассказывая о каждом рисунке, но сыщика больше интересовали личности их нарисовавшие.

Пока они не дошли до очередного рисунка, сильно выделяющегося на фоне остальных: яркий, красивый и продуманный цветок, будто нарисованный вовсе не психбольным, а каким-то гением, ганноверским Да Винчи, если позволите, дорогие мои.

— Доктор Грета, что вы можете сказать на это?

— На что?

— Этот рисунок явно лучше остальных. Извините меня за мой французский, но кто его нарисовал? — сказал Борман, сменивший тон на более мягкий по отношению к классной заднице врачихи.

— Это медицинская тайна, герр Борман.

— Нет тут тайн. Через сто метров от этого прекрасного рисунка было совершено убийство, и каждый из ваших подопечных теперь мой подозреваемый.

Доктор замельтешила и…

— Ну… это… вам лучше увидеть.

Грета и Борман поднялись на пару этажей выше. Там сидел парень, выглядевший лет на 15, рост выше среднего. Он сидел в камере и разукрашивал мелками стены. Да не просто разукрашивал, а рисовал настоящие портреты. Из-за малой территории комнаты делал он это, накладывая новый портрет поверх старого, что создавало картинку многозначности процесса.

— Что он делает?

— Видно же, рисует.

— Но место уже закончилось, — сказал адъютант Бормана, ходящий по пятам.

— Так заткнись, паренёк, — сказал Борман.

Борман взял бумажную выписку на этого художника под номером 4. Там сказано: Очень красиво рисует, поёт и объезжает лошадей, проявляет неподдельный интерес к кантовской философии и порядку мироустройства. В 17 лет был предводителем прекрасного юношеского клуба по английской борьбе. Кудрявый черноволосый парень, хорошо сложенный. Вокруг него сосредотачивается большая масса последователей.

Что же может объединять эту психлечебницу и то убийство через дорогу у мотеля? Адъютант, рассматривая паренька, хотел подойти к клети, чтобы посмотреть на него.

— Стойте, — сказала Грета-Виктория.

— Почему же? — спросил адъютант.

— Он сейчас не стабилен. Не то время, чтобы общаться с ним. Он очень раним.

— Так, может, скажете нам часы его приёма или повесите расписание тут, возле решётки? — сказал Борман.

Борман отодвинул своего адъютанта и сказал ему:

— Иди прогуляйся.

— Но комиссар сказал везде следовать за вами.

— Мне не нужна твоя помощь. Иди, сопроводив документацию по делу у мотеля к участку.

— Они же уже всё привезли туда.

— Тогда иди и проверь... марш! — сказал Борман.

Борман сам стал разглядывать паренька, после чего достал свою железную дубинку и, ходя из стороны в сторону, стал проводить ею по железным прутьям клетки.

— Тук-тук-тук.

Парень развернулся, глянул на него пару раз непонятного цвета глазами и продолжил рисовать картины на стенах своего места заточения.

— Знаешь, что я думаю... — сказал Борман.

— Герр Лютер Борман, я думаю, вам стоит покинуть пределы больницы. Вы не имеете права, ни юридического, ни морального, вредить моим пациентам. Столько денег и усилий вложено на путь реабилитации этого замечательного юноши, — сказала Грета-Виктория.

— Я думаю, то, что мы с тобой похожи: у тебя звериный взгляд, такой же злой, как у меня, такой же решительный. Только скажи мне, зачем такому животному рисунки? Не лучше ли нам, таким как мы, выйти куда-нибудь в джунгли Конго и убивать, как племенные люди?

— А как же дисциплина? — спросил парень.

— Вот, вот, видите, он говорит. Он хочет говорить.