Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

По улице раздавались тысячи криков, весь проспект был занят национальной гвардией, толпами людей и зевак. Кричали возгласы сместить императорскую власть и снести сенат с корня. Тут и там вспыхивали пожары. Постепенно толпа начинает расти, к женщинам присоединяются сочувствующие мужчины, любопытные прохожие и журналисты. Внезапно, как будто по невидимому сигналу, на площадь врываются полицейские с дубинками и ружьями наперевес. Начинается хаос.

Женщины, одетые в длинные платья и шляпы, пытаются удержать позиции, но их сметают полицейские в тяжёлых мундирах. Звуки криков, плача и стоны наполняют воздух, перемешиваясь с резкими командами офицеров. Плакаты разрываются, транспаранты падают на землю. Несколько смельчаков из толпы пытаются сопротивляться, но их жестоко избивают.

Внезапно слышится выстрел. Затем ещё один. Толпа охвачена паникой. Люди бросаются врассыпную, стараясь спастись от пуль и дубинок. На земле остаются лежать окровавленные тела — как женщин, так и мужчин. Некоторые полицейские стреляют в воздух, другие целятся прямо в толпу, не разбирая, кто перед ними.

По улицам бегут раненые, истекая кровью, оставляя за собой алые следы. Город охвачен страхом и гневом. В нескольких кварталах от площади начинают вспыхивать беспорядки. Люди переворачивают телеги, разбивают витрины магазинов, поджигают здания. Полицейские пытаются восстановить порядок, но силы неравны. Гнев народа выплескивается на улицы, превращая их в поле боя.

Дым поднимается к небу, заслоняя солнце. Запах гари и крови смешивается с криками боли и отчаяния. Ганновер погружается в хаос, и кажется, что это утро станет началом чего-то большего, чем просто разгон митинга. Это утро станет символом борьбы и жертвы, боли и надежды на будущее.

Оделия и Марман приблизились к дому Эмили, прорвавшись через пару десятков людей. Им удалось зайти в подъезд. В квартире Эмили стояла тихая музыка, она пила древесный чай без сахара и смотрела с балкона на ужас, творившийся на улице.

Они зашли без стука, дверь была открыта.

— Фройляйн Эмили Майер, у меня к вам просьба.

— Да, я вас слушаю, — улыбнувшись, ответила она, глянув на Оделию, которую не видела больше года.

— Вот, — она протянула описание маньяка как свидетельницы, протокол составлен после убийства у церкви.

— Да, я это говорила, но тут явно не всё.

— Скажите, пожалуйста, как он выглядел. Нам очень нужна ваша помощь.

— Это было больше года назад, сложно… но забыть это невозможно.

— Сможете описать убийцу?

— Давайте попробую. Он был высок, довольно высок, весь в чёрном или сером, элегантен… и единственное, что я запомнила, кроме его роста… у него были глаза.

— Какого цвета?

— Ну, как бы вам сказать… они были словно трёхцветные.

— Это как?!! — спросил Марман, уже крича. У него ехала крыша.

— Одновременно карие, чёрные и красные… Он взглянул на меня в ночи.

Оделия замолчала, закинула сумку на плечо и вышла. Через несколько секунд за ней последовал Марман.

— Это всё, что было? Может, стоит выбить с неё больше показаний?

— Нет, герр следователь, нас ведут не в тот след, но мы очень рядом.

Выйдя на улицу, к этой паре подбежал маленький мальчик.

— Тётя, тётя… на музее убийство, на музее убийство… следы потрошителя Яммера.

— Седлай лошадь, — сказала она Марману.