Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

Картман медленно раскачивался на стуле из стороны в сторону, время от времени замирая и продолжая в той же пропорции своё движение. Ещё медленнее он переворачивал страницы тома номер 7 про Маргарет Шмайн, убитую под мостом у края Верхляйнского рынка. Это было подозрительно, и он напоминал шестиклассника церковной приходской католической школы, который перед дьяконом сидит на первой парте и только делает вид, что учится, а сам по всей видимости представляет, сколько ему нужно купить для своих любовниц и как ему нравится новая секретарша в холле районного полицейского управления.

Из этой картины резко выделялся Марман. Время от времени он прилизывал старым шершавым языком свою руку, выделяя слюну как паук и заглаживая свои патлы. Вряд ли он хотел понравиться Оделии. Да и, честно говоря, девушки его мало интересуют. Нет, вы не поняли... он не из этих. Просто кроме работы, выпивки и вкусного супа матери у него ничего нет. Но в этом и проблема: обычные самые серые и странные люди больше всего чего боятся. Таинство и лёгкая загадка мелькали в его движениях. Он был уверен по сравнению с Картманом и Урманом.

Оделия потихоньку смещала свой фокус внимания и дел на следователей, которые вели все эти дела. Приведу вам довольно забавный пример: преступник при совершении преступления всячески хочет запутать следствие, использует перчатки во время совершения преступления, маски, чтобы его не опознали свидетели, и старается плести паутину интриг. То есть преступник — это паук, маленький с ужасными клыками, часто смертельным укусом. А следователь — это человек, который ищет этого паука, и ищет он его со "старым деревянным веером", которым запросто можно прихлопнуть наглеца, покусившегося на моральный и социальный порядок. Веер этот — это закон и сама суть правоохранительной системы.

Но сама суть Урмана, Картмана и Мармана в двух вещах или альтернативах.

Первое: либо они — полная пародия и шаблонная полиция, не имеющая представления, где работает, а веер для прихлопывания паука давно прогнил и дыряв. Либо второе, более ужасное: они все или кто-то один из них заодно с потрошителем Яммера, что ещё хуже. Сама того не понимая, Оделия, переступив порог полицейского управления, попала в ловушку паука, которую ей предстоит распутать до того, как тучи бюрократии или ножевое ранение в спину от одного из предателей не остановят её. Вариантов немного.

Секунды сменялись минутами и часами, петля времени медленно обнимала Оделию за шею, и ей нравился этот угрожающий для её жизни мягкий и очень опасный авангардизм. С картин кабинета смотрели какие-то старые ранее неизвестные люди, возможно бывшие следователи, давно почившие на пенсии.

Урман и Картман вчитывались в дела, временами выходя на улицу за едой или сигаретным табаком. Только выходя из кабинета, но ещё не закрывая дверь, их руки разрывались в разные стороны от излишней итальянской жестикуляции при общении. «Возможно, им что-то не нравится», — подумала Оделия.

Марман, слегка выпивший, разглядывал стеклянный шкаф. После того как его коллеги вышли, он открыл его и далеко где-то из-за книг или дел достал тесную бутылку чего-то крепкого.

— Заначка, — тихо сказал он.

Марман прошёл через весь кабинет и потянулся к бокалам. Подув на два бокала и предварительно понюхав их, он стукнул их об стол с громким треском.

— Зачем вы ударили бокалы? — спросила Оделия.

— Это боевой клич перед боем, — Марман поставил два бокала и налил до половины бокал Оделии. — Хватит? — спросил он.

Оделия молча взяла бокал и обняла его ладонями, согревая после недельного простоя в шкафу.

Марман выпил свой бокал до дна и сразу же налил новый, ни капли не скривившись.

Пару раз он обернулся по сторонам и проверил, закрыта ли дверь.

Подойдя к форточке, он заметил, что его коллеги стояли и курили под окнами. У него было немного времени.

— Оделия Штайнер, вроде такая ваша фамилия. У меня есть к вам дело.

— Какое именно? — ответила Оделия, явно готовившаяся к самому худшему раскладу карт.

— Возможно, кто-то из ребят работает с потрошителем, а может, и оба. Не знаю, в какой форме: заметают следы или берут взятки, — сказал Марман.

Оделия поставила бокал в сторону и пошла к окну. Она, как и Марман, посмотрела на курящих коллег, после чего поэтично и по-холмски подняла глаза.

— Продолжайте.

— Ну, смотрите, Оделия, я хоть и алкоголик, живущий с матерью, но я довольно умный алкоголик, живущий с матерью. Никто из них, как я, не был близок к поимке потрошителя. После передачи дела Картману оно и стало набирать обороты, а новых улик и не прибавилось вовсе. Вы не считаете это как минимум подозрительным, а как максимум преступной халатностью?

— Чем вы можете это доказать? Это всего лишь слова. Мой покойный муж погиб из-за льстивости и порочности одного офицера. Чем вы лучше убийцы моего мужа? — в голосе Оделии была слышна нотка трепета.

Из-за двери слышны шаги поднимающихся Урмана и Картмана. Примерно через семь шагов они будут на месте. Оделия так и не дождалась ответа на свой вопрос, а Марман просто опустошил очередной стакан выпивки. Первым зашёл Урман и стал раскладывать пакетики с едой на столе, предлагая хлебцы с яйцом пашот и парой ломтиков буженины для Оделии. После её отказа Марман съел всю принесённую коллегами еду. Картман зашёл чуть позже, где-то задержавшись. Уровень подозрения и всеобщей некомфортности происходящего зашкаливал. Картман подошёл сзади к Оделии и медленно положил руки ей на плечи, дыша в макушку.