Євген Вікторович Положій - Мері та її аеропорт

белоруски тем временем произносят следующий текст: «Мальчики, у нас день рождения. Поэтому маленькая просьба к вам: если что, отнесите, пожалуйста, нас после закрытия во второй корпус. Комната 319, хорошо?» Мы думаем, что это шутка, но белоруски говорят совершенно серьезно и совсем не похоже, что они нас таким образом клеят. «Да вы не волнуйтесь, с баром мы уже расплатились наперед!» Их стол обильно заставлен едой и выпивкой, за него то и дело снуют разные мужики, а девчонки вдруг с громкими криками сбрасывают туфли и идут танцевать, задирая платья выше ушей. С эстрады в сто пятьдесят пятый раз за две недели звучит «Владимирский централ». Да, это, конечно, по-нашему.

Какое-то время мы гуляем по санаторию, затем идем в соседний, в кафе с африканским названием «Заир». Че добавляет, что не только «за Ир», но еще и за Свет, за Татьян и за Лен — в общем, за кого угодно, лишь бы они были. Я вспоминаю борхесовскую монетку.

Мы идем вдоль берега и добираемся до базы отдыха с любопытным названием «Голубой прибой». Шум стоит потрясающий. Пара «клеток» с танцами, кафе, киоски со жвачками, сигаретами и презервативами, пьяные разборки, в общем, все, что душа пожелает. Вокруг нас бродят разные подозрительные личности нетрезвого содержания с неутихающим в мутных глазах намерением нарваться на драку. Я их понимаю, им скучно. Нам здесь тоже скучно, но мы присаживаемся досмотреть, чем все закончится, а чем это все может закончиться, кроме мордобоя? Тут мы быстренько сваливаем. Мы идем по берегу моря, светит почти что полная луна, превращаясь в лунную дорожку, и мне хочется по ней просто побежать, потому что во мне полно сил и энергии, я совсем, кажется, не устал, поэтому мы с Че совершаем терренкур № 1. Мы подходим к «вечернему» бару, но уже полночь («А меня все нет») и бар закрыт, а на лавочках лежат два тела. Мы подходим ближе и узнаем белорусок. «Я же говорила, что порядочные пацаны. Пообещали, значит, придут!» — достаточно внятно произносит одна из них. Мы, не веря, что они не могут идти сами, пытаемся поставить их на ноги, но они валятся, как снопы. Черт, да они действительно нализались в стельку! Мы взваливаем девчонок на плечи и несем, точнее, мы их с трудом тащим. Дежурная старушка открывает двери корпуса и даже не спрашивает у нас курортно-санаторных книжек, настолько она поражена этой сценой. Мы молча проносим на горбах тяжеленных именинниц мимо нее и еле заволакиваем на третий этаж, комната 319. «Ключ!» — из сумочки выпадает ключ, и я открываю двери. Мы ставим девчонок возле стены, они говорят «спасибо», и мы уходим, желая на обратном пути обалдевшей старушке спокойной ночи.

Мы садимся на лавочку, закуриваем сигареты и ощущаем, что наконец-то смертельно устали. Над нами — черное звездное небо Крымского полуострова. Нам было интересно прожить сегодняшний день.

Утром меня ждут процедуры. Я лежу, закутанный в брезент, почти как фараон в саркофаге, весь в лечебной грязи, и размышляю о счастье всех людей на земле. Пока я вот так лежу, оно кажется очень близким.

Че все утро торчит около входа, он ждет свою жену. Все мы ждем его жену. Он так переживает, что становится совсем грустный и озабоченный. Жена все не едет и не едет, видимо, окончание конкурса парикмахеров, на который она приехала в Симферополь, задерживается.

Она приезжает только во второй половине дня, сразу после обеда, и не одна, а с подругой. Подруга просто экстракласс, очень модная девушка, коротко стриженная и очень раскованная, но немного не в моем вкусе, погремуха — Фикус. Мы идем в «дневное» кафе и начинаем пить.

Че очень заботлив, трогательно заботлив, он все предусмотрел, уже договорился с медперсоналом о нелегальной ночевке, потом мы идем в «вечерний» бар, опять пьем, все танцуют, даже я. Звучит «Владимирский централ», но мне, кажется, уже все равно. Видимо, напился и/или привык. Никогда бы не поверил. В первом часу все собираются спать, Фикус выжидательно смотрит на меня, но меня что-то останавливает — может, она слишком громко подпевала Кругу? Не помню. В общем, спать я иду один, засыпаю быстро. Мне снятся самолеты и Мэри. Очень странный сон.

За завтраком я узнаю, что все уже уехали. «Тебе привет передавали, — говорит Че. — Ты чего это Фикуса не полил?» — «Не знаю, — отвечаю я, — как-то не пошло». Че вздыхает и говорит, что будет скучать по жене. Мы все будем скучать по его жене.

После обеда мы решаем пройтись по близраскинувшимся пляжам. Идем в сторону Евпатории, рассматриваем пляжный народ, которого совсем немного: один человек на десять квадратных метров песка. Четыре раза наблюдаем местного фотографа в сопровождении трех подростков, обезьянки, попугая и пальмы. Они почему-то каждый раз идут нам навстречу и кричат: «Уважаемые отдыхающие! Предлагаем вам сфотографироваться с дрессированной обезьянкой, говорящим попугаем и пальмой. Недорого! Уважаемые отдыхающие…» Мы пытаемся понять, как им удается все время оказываться впереди нас, но у нас ничего не получается. Мистика, местное вуду.

Вдруг я замечаю загорающую девушку с обалденной грудью. Она загорает топлесс, что само по себе для этого пляжа смело. Она тоже смотрит на нас и улыбается. Че после встречи с женой равнодушен к случайным связям, поэтому инициативу беру на себя я.

— Вы не подскажете, как пройти в библиотеку? — коронный вопрос.

— Это прямо, а потом направо, — она смеется.

— Как загорается? — спрашиваю я, отдавая отчет в том, что ей как раз загорается хорошо, она практически вся черная, в отличие от меня.

— Спасибо. А ты в подвале загорал, наверное?

— Да, — отвечаю я, — в застенках СБУ.

Она не понимает шутки, и я объясняю, что и этот пляж, и этот санаторий находятся в ведомстве этой суровой организации. Мы выясняем, кто из нас где отдыхает, и как давно, и кто откуда приехал. Ей, оказывается, скоро уезжать домой, уже послезавтра, живет в каком-то санатории в Дичке, а сюда каждый день приезжает загорать. Мы договариваемся встретиться вечером в таком-то