Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

Кабинет сенатора Освальда. Место Моники пустовало и было занято другой, не менее красивой и умной Изабеллой. Эти вещи довольно незначительные для сюжета, о них не шлось в описании или диалогах, просто случилось как факт состоявшегося события. Насыщенные дни любви и очарования остались позади, слишком много репутации и ресурсов по поимке потрошителя было поставлено на карту. Первой пришла Мила. Колокольчик на двери прозвенел тошным звуком «дзинь-дзинь», свидетельствуя о заходящем. Освальд и Мила перекинулись парой фраз о самочувствии друг друга и не успели перейти к более пикантным темам, как колокольчик снова прозвенел «дзинь-дзинь», и в комнату быстрой походкой вошёл Конрад. В его руке крепко держался большой кожаный портфель с блокнотами и протоколами описаний жертв и показаниями людей, нашедших трупы. Выкатив доску из конференц-зала, троица начала прикалывать протоколы и писать имена на доске, как в детективных историях. В перерывах Освальд курил сигарету за сигаретой, добавляя расслабления никотином, а инспектор Конрад прикатывал стулья для других участников собрания.

Колокольчик «дзинь-дзинь». В приёмную Освальда пришла Грета-Виктория с кратким содержанием вскрытий и не столь кратким мнением. Они постоянно спорили с инспектором Конрадом, то искажая версию произошедшего, то дополняя её.

Колокольчик «дзинь-дзинь». Винфрид и Оделия, недавно присоединившиеся к делу в связи с пропажей соратника инспектора Отто Гендевальда, зашли в кабинет в сопровождении Изабеллы.

— Может, вам чаю? — спросила Изабелла.

— Нет, спасибо, — ответил Освальд, прикалывая очередной протокол к доске.

— А мне бы хотелось, — сказал Конрад.

Почти все места были заняты, и уже начались обсуждения обстоятельств и даже конкретные планы. Одним из сумасшедших планов Конрада было введение комендантского часа, на что все быстро ответили отказом, так как репутация стоит выше всего, и это право комиссара. Не говоря уже о нарушении прав человека и возможном недовольстве половины сената, так как каждый из этих толстосумов владел либо рестораном, либо пивной, и им бы не хотелось терять прибыль из-за какого-то маньяка.

Колокольчик «дзинь-дзинь». Эмили прибыла последней. Она проговорила события, как видела силуэт рядом с местом убийства проститутки у Цитадели.

— Спасибо, что посетили сегодня нашу скромную конференцию. Если кто-то хочет согреться после вьюги, Изабелла может предложить вам кружку чая. А сейчас давайте сконцентрируем внимание на убийствах и решении этой ситуации, — начал диалог Освальд, присев в своё кожаное кресло.

Первым выступил инспектор Конрад. Он подошёл к собранной доске и достал из внутреннего кармана своего пиджака вечнозаточенный карандаш.

— Первое убийство было совершено тут, в благополучном районе. Это была 27-летняя девушка, дочь учителя музыки Миндевальда, Гиртуэлла. Совершено в 1896 году в конце года. Показания были, что это единичный случай, и после похожего не было несколько... месяцев...

Освальд вслушивался в слова Конрада, но его голову стала одолевать мигрень. Каждое слово дополнялось долгой паузой с непонятным шумом в голове. Он прокручивал мысли, что это из-за усталости на работе и эмоциональных качелей с Милой. Но правда была не совсем в этом. Фото убитой сильно напомнило ему черты лица своей старой жены, тот день, когда всё, что он любил, сгорело... Паузы начали одолевать Освальда всё сильнее и сильнее, но уже не между словами Конрада, которые отдалённо на фоне были еле слышны. Паузы были в мыслях. Он не слушал, просто смотрел. Карта с убийствами была заставлена десятком кровавых флажков. «Да кто же эта мразь?» — подумал Освальд и всё сильнее начал проваливаться в кожаное сиденье, упираясь холодными, как у трупа, руками в изрезанные в быльца рисунками мастеров мебели. Фокус пропадал, но заметно, что один флажок стоит недалеко от старого дома Освальда, и тот начал прокручивать мысли о всех знакомых, рядом живущих людях, тех, кому дал руку и видел рано утром при походе на работу, выгуливающих своих породистых собак. «Может, эта мразь из Яммера и сожгла мою семью?» — подумал сенатор Освальд, приложив холодный платок ко лбу. Мила заметила очередное помутнение рассудка. Перед ней сидел уже не тот энергичный парень, что завтракал с ней в «Рыцарской трапезе», а старый человек, у которого морщины и седые волосы появлялись будто каждую минуту. Она приложила к нему руку и сильно сжала. Они встретились глазами, и паузы в голове и голосе Конрада стали мельче, пока не стал ясен ум и речь присутствующих.

Освальд отрезвел от сходящих пьяных мыслей в его голове. В который раз катализатором была его семья, и в который раз Мила помогла ему пройти этот короткий, но очень болезненный момент. Освальд охватил взглядом помещение: угрюмую рожу Конрада и милые веснушки Оделии. Синяки под его глазами выдавали, что позади были собрания и важные дела в сенате, продолжительные часы без сна.

Каждый вечер примерно с 10 до 12 он падал в подушку или кресло и просто растворялся в бессилии. Как только набравшись сил, вставал ближе к ночи и продолжал работать. В периоды падения Освальда накрывали самые практичные мысли. Одна из мыслей была, что Отто Гендевальд был как-то связан с потрошителем. Тем более люди просто так не пропадают.

— Что вы знаете о пропаже своего протеже? — громко и кратко сказал Освальд, быстро заткнув выступление Оделии и все прекрасные мысли Греты-Виктории.

— Я… я… Это большая потеря для всего нашего полицейского управления и для расследования. Я пока не могу дать оценку пропаже Отто, — ответил Конрад, дрожа зубами и прихлипывая при каждом слове. Он сидел перед атеистом, и вера в Бога не работала в этом кабинете уж точно. Мачизм и простая тестостероновая хрень быстро снесли маску лицемерного спокойствия, и Конрад чем-то себя выдавал.