Олександр Сергійович Подерв'янський - Африка, сни

сельские мужики, спившиеся городские пролетарии, полумаргинальные заполитизированные стариканы в вышиванках, дети, собаки etc.

ОТРЯД ЖОПАСТЫХ ТEТОК в форме омона тусовался с краю толпы.

Демонстранты размахивали синими и оранжевыми флагами. Одни кричали: «Янукович!», а другие: «Ющенко!» Но громче всего кричали: «Юля! Юля!»

В толпе мелькнули лица якудзы. Хуяма заметил Татьяну с Лифанчуком (вид сверху: толпа двигалась слева направо, Ли с Татьяной пересекали людской поток по диагонали). Якудза – четыре бандита в чeрном, двигалась за ними с небольшим отрывом, стараясь не привлекать к себе внимание.

Один из демонстрантов, ПОЖИЛОЙ ЛЮМПЕН-ПРОЛЕТАРИЙ, схватил Лифанчука за воротник и кричал ему в ухо:

— Пєнсія? Яка пєнсія?! У куми дєнь рождєнія, я їй в подарок подарил тридцять гривень в канвєрте. А шо ти їй купиш? Шо? Плавкі?! Чи ті гамаші йобані?! Слухай мене!

Лифанчук отодвинул раскипятившегося старикана, осмотрелся, схватил флажок у какой-то старушки, у другой разжился кепочкой с надписью «Так! Ющенко», – и растворился в толпе, ведя Татьяну на буксире.

И тут же на их месте оказался Хуяма с тремя амбалами. Они, растерянно озираясь, на секунду потеряли из вида Лифанчука с Татьяной. Хуяма даже получил флажком по голове от какой-то старушки.

109. ИНТ. КИЕВ. ГЕНДЕЛЫК. ДЕНЬ.

Лифанчук с Татьяной уже сидели в генделыке.

СТАРЫЙ НЕГР размешивал шариковой ручкой пакетик с чаем в пластмассовом стаканчике, сидя у входа. Напротив, под пыльным фикусом, ДВА МАТРОСА ели борщ и пили водку. Портрет Шевченко, сделанный в технике выжигания по дереву, висел над ними. ПОЖИЛАЯ И НЕТРЕЗВАЯ БЛЯДЬ за соседним столом строила им глазки. А еще там были АККУРАТНЫЙ БОМЖ, у которого из кармана торчал томик Германа Гессе и его ОДНОНОГАЯ ПОДРУГА в синем платье с золотыми звездами и с костылем. Старый негр задумчиво медитировал на фикус. Он зажмурил глаза…

110. ЭКСТ. АФРИКА. CАВАННА. ДЕНЬ. DREAM SEQUENCE.

…Огромное баобабоподобное дерево росло в Африке. Зонтичные акации виднелись вдали. Два негра в туземных одеждах сидели под деревом и били в тамтамы: «Акуна матата бвана, джамбо хайя э-э-эээ…» – пели они.

111. ИНТ. КИЕВ. ГЕНДЕЛЫК. ДЕНЬ.

Лифанчук ел пельмени палочками. Татьяна смотрела ему в рот и тараторила полтавской скороговоркой:

— Я нічого такого не знаю, в молодості були, канєшна, ошибкі, з ким не буває, любила одного урода, він мене кинув, слава богу, дітей не було, скінчила торговий тєхнікум, працювала на овощній базі, но потом надоїло, оце поїхала в село, батьки померли, осталісь земельні паї, працювала продавщицею у сільмагу, один з города проєздом пріклєївся, зове заміж, а я не хочу, він уже старий, і з рота, як говорить, слина капає, ви мені набагато більше нравитеся, такий мужчіна самостоятєльний…

Лифанчук посмотрел на негра. Тот по-прежнему медитировал на фикус, раскачивался и пел: «Акуна матата бвана, джамбо хайя э-э-эээ…»

A110. ЭКСТ. АФРИКА. CАВАННА. ДЕНЬ. DREAM SEQUENCE.

«Акуна матата бвана, джамбо хайя э-э-эээ…» – пели негры в африканской саванне. ОГРОМНАЯ ГОРИЛЛА вышла из тени баобаба и присоединилась к ним...

A111. ИНТ. КИЕВ. ГЕНДЕЛЫК. ДЕНЬ.

Хуяма с тремя амбалами внезапно возник в дверях. Лифанчук увидел боковым зрением, палочками поймал муху, летавшую над столом, но не рассчитал, и та упала в борщ матросу. Матросы обернулись, недоумевая грозно. Хуяма с амбалами ногами расшвыривали стулья с ханыгами, пытаясь добраться до Лифанчука с Татьяной. Матросы, конечно, тут же увязли в схватке.

Пожилая блядь разбила бутылку водки об голову одного якудзы. Одноногая подруга любителя Гессе пиздила второго костылем. Сам любитель Гессе участия в схватке не принял, он хладнокровно треснул стакан водки, занюхал рукавом и погрузился в чтение. Лифанчук показывал чудеса кунг-фу: он поломал всю оставшуюся мебель и уложил всех по очереди, кроме Хуямы. Тот как раз разделался с матросами, когда Лифанчук поманил его рукой.

112. ИНТ. КИЕВ. ГЕНДЕЛЫК. ДЕНЬ. (CONT).

Лифанчук и Хуяма обменялись несколькими мастерскими ударами…

(общий план) Их силы были равны. Они стояли лицом друг к другу (два профиля, средний план), на заднем плане в проeме двери появился оябун.

— Браво, майстре! – сказал оябун, аплодируя. Он величественно вплыл в генделык в сопровождении ПЯТЕРЫХ БАНДИТОВ. – Ви вже довели вашу перевагу, шіфу. Не бачу необхідності в продовженні. Досить захищати примарні ідеали.

— А як же ваші хлопці? – спросил Лифанчук. – За які ідеали загинули вони?

— Можете називати мене сенсей, – сказал оябун, – і не переживайте за хлопців. Уєхара все одно коли-небудь зробив би сеппуку. Це було його мрією з дитинства.

— Що ж ви тоді пропонуєте мені? – спросил Лифанчук. Он стоял на столе, в одной руке он держал стопку водки, в другой – палочки для еды, которыми пользовался как оружием.

— Перш за все я пропоную вам випити горілки. Ви ж п’єте горілку, майстре? – сказал оябун.

ТЬОТЯ ВЄРА, совмещающая функции подавальщицы и уборщицы, по-хозяйски складывала побитые тела в угол и приговаривала:

— Ой, хлопці, хлопці...

— А що буде з нею? – Лифанчук показал на Татьяну.

— Вона залишиться з вами, або можете відправити її під три чорти, – сказал оябун жeстко.

— Сам іди під три чорти, який умний! – сказала Татьяна, надув губы.

И тут очухавшийся матрос, поднявшийся с пола, с боевым криком: «Юля!» подскочил к оябуну сзади, чтобы огреть его стулом. Реакция оябуна была мгновенной. Резко повернувшись к противнику, он разодрал на себе рубаху. На груди и животе оябуна была искусно вытатуирована Юлия Тимошенко. Матрос обмяк и выпустил стул. Остатки рубашки полетели на пол, и тут мы увидели, что на мускулистой спине оябуна был вытатуирован Махно. Батько Нестор сверкал очами, два пулемета «максим» в затейливых картушах из пулеметных лент грозно целились вправо и влево с плечей оябуна. Теперь зааплодировал Лифанчук.

— Це означає перемагати без бійки, – сказал он, смеясь, и лихо тяпнул стопку водки. – Браво, сенсей!

— Всім горілки! – крикнул Оябун,– и жестом пригласил Лифанчука с Татьяной за стол. Теперь они сидели в генделыке, сдвинув столы, все вместе: ханыги, матросы, негр, якудза, Лифанчук с Татьяной, любитель