Свидницький А. П. - Фольклорно-етнографічні нариси та статті, Свидницький А. П.

своему значению имеет два места между народными празднованиями, по двум сторонам самых празднований: в отношении к любви великоднем празднования начинаются, в отношении к хозяйству - великдень есть продолжение празднований. Едва ли может быть, чтобы и в древности с великоднем совпадали два эти празднования; вероятно, любовь праздновалась раньше, вначале весны, а севба в конце ее, когда обсіються, как теперь по окончании жнив празднуются обжинки, где поются песни про жниво.

За этим мне остается только пожелать, чтобы те, кто имеет возможность поверить мои слова с действительностью, дополнил недосказанное мною и исправил мои ошибки. Ziarnko do ziarnka - będzie miarka. 113 Курка по зерні клює, і то наїдається.

Надо сказать еще, что остатки свяченого закапывают в землю и верят, что на который день, после первого дня великодня, закопать их, через столько лет на том месте вырастет рута, но не маруна, как бы следовало, если бы великдень относился к некромантике. Из маруны (морана?) делают для покойников венки.

В некоторых селах на Подолии говорят еще вірші. В награду за доставленное удовольствие составители, или правильнее декламаторы виршей, получают писанки и крашанки, которые складывают для них в нарочно поставленную шапку. Вирши произносятся с колокольни в окно, а слушатели стоят на земле. Таких виршей у меня есть достаточное количество в рукописи, очень древней. Составителями виршей почитаются бакалары. Им же приписывают и составление нагласников. Бакаларство на Подолии существует и теперь в мизерных остатках; но давнего разгула школы не имеют, и составителей виршей теперь нет - пользуются старинными. За бакаларами подоляне жалеют, но в самом деле они не стоят того; редко между бакаларами встречался порядочный человек; кроме того, что обыкновенно ничем не занимались, они еще крали птицу, дрова, зводили дівчат и т. п. Иначе и быть не могло, потому что их было довольно много, жить было нечем. Одно, чем они приносили пользу, это - обучение детей. В самом деле, с падением бакаларов число грамотных до того уменьшилось, что нередко встречается одно грамотное лицо из підданих на несколько деревень подряд. Все вирши отличаются юмором, иногда очень неискусным. Кроме виршей, говорили еще орації. Орации произносимы были обыкновенно в госпо́ді. Когда приходили с орациею, самый бойкий, который должен был произносить ее, входил в комнату, а прочие оставались в сенях или просто под окном и пели - или тропарь - перед виршею, а кондак после нее, или то и другое перед виршею, если хозяин долго не выходил слушать орацию. Иногда были петы песни, похожие на церковные, но собственного произведения. Иногда вирша, или орация, делилась между несколькими отроками; тогда входили в комнату все те, которые должны были говорить. Язык в виршах и в орациях несравненно чище языка проповедей, хоть и здесь удерживается л в прошед[шем] времени, и много есть польского, особенно в заключениях, которые обыкновенно суть молитвы о многолетии слухачо́в, жолнеров, па́нства и пр. Преимущественно поминают рица́рство. Теперь вирши уже вытеснены из школ и бытуют между пьянюжками из шляхты, отставных солдат и т. п. Иногда декламируют вирши пономари или шутники из поселян. Из дьячков разве старики занимаются ими, но молодое все не відважується - по застенчивости, хотя у многих хватило бы и охоты и способностей. К нелепостям, которые выдумала нужда бакаларская, относится так называемый «Сон богородицы», который между подолянами чрезвычайно распространен и считается молитвою. По преданию, «Сон богородицы» бакалары переписывали и меняли на что могли: на прядиво, сало, крупу, пшено и т. д., для чего они ходили попід вікна, как теперь щетинники и т. п. Голь на выдумки хитра.

 

ОСТАТКИ ОТ ВРЕМЕН ДОИСТОРИЧЕСКИХ

 

(Народные предания)

 

 

Не лишним считаем сказать, что эти предания нигде не напечатаны, никем не записаны, а живут в народе, из уст которого мы слышали их в разных местах южнорусского края, от Каменца до Харькова. Так как они относятся к глубокой древности и, по нашему мнению, имеют научную важность, то мы и решаемся обнародовать их, как сырой материал, и в форме, возможно близкой к подлиннику.

 

 

I
ЛУБОК

 

 

В Подольской губернии, на границе с Херсонскою, существует забава, называемая «лубок». Она относится к парубочьим играм и в ходу только на похоронах, т. е. не во время самого погребения, а в тех домах, где лежит непогребенный покойник. Состоит она в том, что один парубок, накрывшись с головою свитами, кожухами и чем попало, опирается в просторном месте о стенку или о что-либо другое, лицом вниз, спиною кверху. Остальные, участвующие в игре, поодиночке бьют его по спине сплетенным утиральником. Тот, кого бьют, должен узнать ударившего, и в этом случае узнанный становится на его место, а узнавший идет в гурт. В этом вся суть игры. Играть в лубок называется «лубка быты». Прибавим, что утиральник, виденный во сне, или вообще полотно означает, по народному толкованию, дорогу. В этом случае он, кажется, служит символом дороги на тот свет. Очевидно, что эта игра - остаток древней тризны и имеет несомненную связь с народным преданием, которое тут же сообщим.

«В давнее, очень давнее время у нас 114 нельзя было до­жить до глубокой старости, потому что состарившихся убивали или сажали на лубок 115 и спускали в пропасть (яр, провалля), где они и пропадали. В то время один сын и говорит старику - отцу своему: «Пора тебе, батька, на лу­бок». Старик собрался, сел на лубок и был отвезен куда следует.

У сына этого старика, в свою очередь, был сын,- стари­ку, значит, внук, который все видел и все слышал. Вот, когда отец его воротился, он и спрашивает: «А где дедушка?»

- В пропасти,- ответил отец.

- Ты его отвез?

- Отвез.

- И спустил?