Леонід Добрянський - Рід Добрянських. Генеалогія і спогади, Леонід Добрянський

...У нас нет свободы мнений, свободы печати, зато у нас есть произвол.

Я сижу и работаю. Около моего стола Цецулин и Щербаков монтируют стенгазету. Сейчас стенгазета - это плакат, агитирующий за Советскую власть. О текущей жизни людей, их быте, нуждах - ничего, зато о соцсоревновании - все страницы газеты. «Моральный облик советского человека, политическая работа среди людей» и т. д. - набор слов из речей тупоголовых, некультурных, пошлых до отвращения подхалимствующих субъектов. Поганой метлой вымести бы их изо всех щелей, куда они забрались, и послать их пахать землю, косить траву, рожь, молотить. Это единственное занятие, где бы они могли принести пользу. Сейчас же они вредят народу. Это я о низовых партаппаратчиках, партактивистах».

«22 дек. 1943 г. Мое зимнее пальто пришло в ветхость, и я фактически оказался без зимней одежды. После неоднократного хождения к Козлову он соизволил предложить мне так называемое реставрированное полупальто из старой шинели (короче, говно). Я, разумеется, отказался и купил у Якубова ватную телогрейку. Она мне мала, еле прикрывает спину, но пришлось согласиться».

«6.1.1944 г. Живем в новом году, но жизнь старая. В «Правде» напечатано письмо уральцев Сталину. Его наименовали «Великим маршалом Советского Союза». Все та же линия восхваления Сталина. Где же скромность, которой учил Ленин?».

24.1.1944 г. Есть люди, и это распространенный тип, которые, в сущности, ничем не интересуются. Труд для них - неприятная обязанность, специальность - ремесло, дающее материальную обеспеченность. Зато у таких людей развито любопытство. Уловить ухом какую-нибудь скабрезность, слушок и передать другим, смакуя подробности и комментируя их по-своему, для них это истинное наслаждение. Они очень интересуются материальными благами: узнать первыми, где и какая будет выдача, получить скорее и больше, чем другие: получить что-нибудь, может быть, не совсем законным путем - здесь они необыкновенно энергичны и неутомимы».

04.05.1944 г. Сегодня работников техотдела вызывали в кабинет Косого, где сидели Косой и Белов. Зачем вызывали? Уговаривали подписаться на заем на 200% зарплаты. Я подписался на 2000 руб. (у меня оклад 1200). Подписаться еще на 400 рублей я отказался, как ни уговаривали меня.

...Эти идиоты (печать, партаппарат) обоготворяют Сталина. И чем больше это делают, тем больше люди чувствуют себя рабами. Какое им дело до мнений умных, культурных людей за рубежом, которые возмущаются обоготворением Сталина, этим изумительным холуйством. «Мы так хотим!»».

«23.10.1944 г. Дегтярев - референт начальника «Широкстроя». Занять эту должность ему позволило знание английского языка. Дегтярев ходит сгорбившись и чуть-чуть на цыпочках. Так ходят, когда в доме тяжело больной или вследствие привычки прислуживать высокому начальству. На лице застыла улыбка с вопросом: чего изволите? Кроме того, примешивается сознание, что он бездельник, получающий все блага. Когда соприкасается с «волом», работающим много и получающим мало, - подчеркивает приятельские отношения равных.

Сегодня во время завтрака за один столик со мной сели двое - муж и жена. Лица их мне примелькались, так как я часто их встречаю. Мужчина сказал мне, что я работал в техотделе МВС, и даже спросил меня, в том ли я пиджачке, что тогда был на мне. Смешной, глупый вопрос: с тех пор, когда я работал на МВС, уже прошло 8-10 лет. Может быть, мой пиджак действительно такой неказистый, что производит впечатление изношенного... Мне неприятно, что этот человек знал меня в прошлом. Я сам хочу это прошлое забыть».

Проектное бюро в основном было укомплектовано инженерами бывшего проектного отдела «Волгостроя». Заместителем начальника бюро стал бывший начальник отделения этого отдела Гельштейн. Когда я работал в отделении поверок, Гельштейн как-то зашел к нам, остановился возле моего стола и стал внимательно рассматривать сделанный мной эскиз коробчатого железобетонного пирса у Рыбинского шлюза. Через несколько дней я узнал, что Гельштейном были составлены рабочие чертежи коробчатого железобетонного пирса к рацпредложению, которое он подал в БРИЗ. Вскоре это предложение было принято, и Гельштейн получил вознаграждение - 6 тысяч рублей. Так этот Гельштейн украл мою идею-замысел, не моргнув глазом. Удивительно, что в нем уживались качества корыстного хитреца с психологией некоего мечтателя «не от мира сего». Таких людей - идеалистов, мечтателей - среди евреев я встречал.

Расскажу одну историю, случившуюся с Гельштейном во время работы на «Широкстрое».

Марк Евсеевич Гельштейн бывал часто небрит, вернее, бритва не поспевала за буйно росшей растительностью на его лице. Волосы у него на голове были чудовищно всклочены, круглые голубые глаза имели какое-то мечтательное выражение. Марк Евсеевич легко возбуждался, увлекался разными идеями. В минуты возбуждения глаза у него начинали блестеть, волосы еще больше топорщились; невольно напрашивалось сравнение его с Паном - мифологическим богом лесов и пастбищ у древних греков, как его нарисовал Врубель. Слушая объяснения автора какого-либо рацпредложения, Гельштейн возбуждался и, незаметно для себя, превращался из слушателя в разъяснителя этого рацпредложения. Марк Евсеевич, поймав за хвост ускользавшую мысль, говорил все громче, почти что кричал, покрывая своим голосом голоса всех участников обсуждения.

«Марк Евсеевич! Чего вы кричите так?» - с ехидцей спрашивала его секретарша. Он удивленно глядел на нее, дескать, о чем она говорит? Потом, уловив смысл ее слов, снижал тон и начинал говорить тихо. Его хватало на какие-нибудь пять минут, потом он опять входил в раж.

Как-то с Марком Евсеевичем случилась нелепейшая история. Однажды он выехал по делам на площадку строящегося гидроузла. Рабочими там были заключенные - под конвоем и бесконвойные. Когда Марк Евсеевич проходил по площадке, какой-то субъект нагнал его: «Гражданин начальник!» Марк Евсеевич остановился. Заключенный подошел к нему со свертком, обернутым бумагой, отогнул ее край. Гельштейн увидел прекрасный темно-синий бостон. Отрез на костюм! «Понимаете сами - развертывать не могу». - И заключенный опасливо оглянулся по сторонам. - «Сколько?» - «Три тысячи!». В то военное время это было совсем не дорого. «Отойдем в сторону», - шепнул заключенный.