Леонід Добрянський - Рід Добрянських. Генеалогія і спогади, Леонід Добрянський

Рыбинская ГЭС в годы войны исправно снабжала Москву электроэнергией. Ночью во время дежурства я наблюдал, как наши самолеты летели в одиночку или парами с востока на запад, на фронт. На темном небе трудно было рассмотреть темные контуры самолетов, и лишь по их красным бортовым огням я их обнаруживал. На западе было огромное зарево, как от большого пожара. То был фронт.

«23 октября. Четыре месяца войны. Нам нечем хвалиться, нет смысла подводить итоги, ибо они не в нашу пользу. Враг у Можайска и Малоярославца, взял Таганрог и подошел к Сталино - центру Донбасса. С чем нам воевать? Большинство наших металлургических заводов уже разрушено, Донбасс - на очереди, Москва, Ленинград... Сегодня мы, то есть работники технического сектора «Волгостроя», упаковываем техбиблиотеку. У всех унылые, задумчивые лица в связи с неутешительными сообщениями с фронта. Семейные думают, как эвакуировать семьи подальше отсюда. Их увезут на баржах вниз по Волге в две очереди. А дальше что? Говорят, в поволжских городах и далее на восток понаехало невероятно большое количество народа: с Украины, из районов Вязьмы, Ельни, Калинина и т. д. На продукты страшная дороговизна. Мясо где-то у Куйбышева стоит 180 рублей килограмм. Якимов сказал, что лучше здесь остаться, чем где-то там подыхать с голоду.

Отступление нашей армии (вернее, бегство) - крушение сталинских стратегических (военных и дипломатических) планов. За все время кампании - ни одного наступления, ни одного стратегического успеха, все отступают или выходят из окружения. Сплошной позор! Как вы смели до этого бахвалиться? Как вы смеете бахвалиться после этого? Храбрость русского солдата не ваша заслуга. Вы не вооружили его и теперь призываете его своим телом, грудью (пушечное мясо!) загородить Россию и не пустить врага.

Наши техники Полевин и Айбабин уволились и хотят ехать в область Коми на родину. Как они доедут туда? Инженерам Зыкову, Смрчеку, Вишнякову и Троицкому предложили выехать немедленно в Ярославль. На оборонные работы, что ли? А что будем делать мы, оставшиеся здесь?.. Все валится из рук, работа не на уме. Хоть бы скорее что-нибудь другое делать.

Мы все-таки победим, в это я верю, несмотря ни на что. После грома орудий, грохота разрывов бомб будет мир и тишина. Повсюду будут руины, могилы - памятники страшного несчастья, постигшего нашу страну. Враг уйдет в небытие, исчезнет».

«9 ноября. Немцы прорвались в Крым, бои идут на крымской равнине. Какие-то города немцы уже взяли. Очередной успех немцев, очередная наша неудача. Газеты пишут, что враг бросил против Крыма 5 дивизий, 200 танков, 150 самолетов. Но разве это много, имея в виду исключительное стратегическое значение Крыма? Наши войска нанесли врагу «тяжелые» потери: 9 тысяч убитых и раненых немцев. Опять-таки, разве это много? Крым стоит 500 тысяч жизней. Чем объясняют газеты наше поражение? Оказывается, тем, что враг сильнее нас и, во-вторых, на Крымском перешейке были только временные укрепления. Почему же там не было сильных укреплений? Отдать так легко такой важный стратегический плацдарм! Сталин говорит, что мы терпим неудачи потому, что у немцев больше танков в несколько раз. С чем же вы тогда собирались воевать? Почему же вы - руководитель, вождь, не позаботились обеспечить нашу армию вооружением, в том числе танками в нужном количестве? Ведь мы на первом месте в Европе по машиностроению, судя по хвастливым статьям наших газет. Видно, хвастаться одно, а иметь все это в действительности - другое. Действительность, война воочию показала, чего стоят хвастливые статьи в газетах и речи наших вождей. Где же эти «ворошиловские гостинцы»? Зачем вы лгали, что по количеству механических лошадиных сил на одного человека (воина) мы оснащены лучше немцев?

Если враг захватит Крым, угроза Кавказу, Кубани еще больше возрастет, возрастет также опасность и для Баку. Черт знает что такое! Наше горе: люди храбры, замечательные солдаты, а руководители - ни к черту!».

«28 декабря 1941 года. Случилось совершенно неожиданное (и невероятное!) событие: я встретился в Рыбинске с братом Петром. Случилось это так. В конце занятий я получил местное письмо, и от кого же? От Петра. Он указал свой адрес: Рыбинск, Северный поселок, корпус 10, кв. 36. Я довольно скоро нашел эту квартиру - в 4-этажном корпусе завода № 26. Петра не оказалось дома, ушел в политотдел, как объяснил его сожитель - молодой человек в военной форме со шпалой на петлицах. Я стал ждать в коридоре. Через некоторое время товарищ Петра ушел и сказал мне, что он сообщит Петру о моем приходе. Прошло с полчаса. Вдруг стук в дверь. Я отворил. Вошел Петр. Он заулыбался, и мы крепко пожали друг другу руки. Петр выглядел прекрасно, он пополнел, помолодел, в овчинном полушубке и шапке, опоясанный ремнями. Сбоку наган.

Случился небольшой казус: сожитель Петра запер дверь комнаты и унес с собой ключ. Пришлось стоять в коридоре. Так и прошла наша встреча через три года после того, когда я был у него в гостях в Давлеканове. Сидели в коридоре друг против друга на стульях и беседовали. Рассказывали основное о своей жизни за эти три года. Петро в армии с 17 июля, работает сейчас секретарем политотдела в ранге политрука (три квадратика). Не сегодня-завтра он уезжает с частью на фронт. К сожалению, у меня оставалось 40 минут до отхода поезда в Переборы. Мы договорились, что завтра я опять приеду. На следующий день отпросился с работы в 4 часа дня. В 6 часов вечера я был уже у Петра. Он ждал меня. Мы провели этот вечер в задушевной беседе. Он угощал меня тем, что у него было; селедкой, потом пили чай, курили махорку. О чем мы только ни говорили - вспоминали минувшие дни, родных, говорили о будущем: война кончится, жизнь станет лучше. Петя едет на фронт, возможно, в тыл врага. Опасное предприятие! Но я уверен, что Петя останется жив и невредим. До сих пор судьба нас хранила, сохранит и теперь. Что Петра огорчает, так это отсутствие вестей о семье.