Леонід Добрянський - Рід Добрянських. Генеалогія і спогади, Леонід Добрянський

Между тем ветер усилился, волны вздымались все выше. Наше судно сильно раскачивало. Казалось, вот-вот бушующие волны опрокинут его. Кое-кому от качки стало дурно. Не помню, как я выдержал качку, может, помогло выпитое вино. Мне кажется сейчас, что мы были тогда на волосок от катастрофы, тем более, что все были сильно навеселе. Однако все обошлось благополучно. Прогулка продолжалась несколько часов, и к вечеру мы причалили к пристани и вышли на берег.

Далее выдержки из моего дневника:

«29.06.1941 г. Неделю тому назад, 22 июня, началась эта страшная война. Все, что происходит сейчас, кажется мне каким-то ужасным сном. 22 июня я ехал в поезде из Рыбинска в Переборы. В вагоне несколько пассажиров столпились, и я краем уха услышал слова: «... Война... провокация...». Кто-то сказал: «Объявлена война с Германией». Соседки мои - две женщины - недоверчиво засмеялись: «Какая там война - было ведь опровержение ТАСС!». Действительно, недавно было опровержение ТАСС по поводу слухов о готовящемся столкновении СССР с Германией. Но в Переборах я заметил, что народ собирается кучками и в разговоре все упоминают о войне, о каком-то конфликте. Я решил, что сделана какая-то провокация против СССР. Придя домой, включил репродуктор. И вдруг слышу: «Внимание! Внимание! Слушайте, сейчас будет говорить начальник политотдела товарищ Воронков». Я насторожился, поняв, что речь Воронкова связана с чем-то очень важным. И вот Воронков начал говорить... я понял все! Соседка по квартире тоже слушала его речь и заливалась слезами.

9 июля. Утром, когда репродуктор произносит: «От Советского информбюро...», я, волнуясь, подхожу к карте. Хотелось бы слышать, что наши войска перешли в наступление, но... наши все отступают. А враг уже занял огромные наши территории. Страшно подумать, что он грабит, захватывает «наше», что добыто тяжелым трудом. А что терпит население? Почему Красная Армия отступает? Это мне непонятно.

9 октября 1941 г. Отступление, отступление... Когда же ему будет конец? Наша армия буквально бежит. В июле противник продвигался примерно по 25-35 и более километров в день».

Нам двадцать два года твердили, что Красная Армия - самая сильная армия в мире. Наши вооруженные силы были окутаны какой-то тайной, особенно авиация. Когда о ней заходила речь, печать намекала, что ее мощь огромна, что наша авиация - самая сильная в мире! Нам вбивали в головы, твердили изо дня в день, что мы сильнее всякой другой страны и готовы к войне на двух фронтах. Нам говорили, что в случае нападения на нас мы будем бить врага на той территории, откуда он пришел. Во имя грядущей победы в войне будущего мы терпели невероятные лишения во все годы пятилеток, недоедали, плохо одевались, стояли в бесконечных очередях. И всякий понимал, что это необходимо, так как страна напрягает огромные усилия, чтобы крепить оборону. Сталин и партия выдали народу вексель. И вот пробил роковой час. Пришло время вексель оплатить. Враг напал на нас нагло, вероломно. И ни одно из обязательств, принятых на себя Сталиным и партией, не было выполнено. Война шла не на территории врага, а на нашей территории. Враг разорял наши колхозы, совхозы, расстреливал советских людей, сжигал, разрушал наши города. Армия наша отступала, прямо бежала. Мы уже отдали врагу базу нашей металлургии - Криворожский железорудный бассейн, отдали огромное количество заводов, Днепрогэс, «Запорожсталь» и т. д. Враг у ворот Ленинграда, взял Орел, подступал к главнейшим промышленным центрам.

Продолжаю цитировать дневник:

«Когда утром информбюро сообщает: «... После упорных боев нами оставлен...» такой-то город, это звучит как некролог: «После непродолжительной тяжелой болезни скончался такой-то». И как гнусна, как отвратительна эта похвальба, этот тон самомнения, глупой агитации, который усвоила наша печать. Сообщается об отдаче немцам стольких-то городов, заводов, областей, и это тонет в море восхвалений героизма такого-то взвода, такого-то летчика, и заканчивается стереотипной фразой - враг будет разбит. Если немец будет брать последний советский город, то и тогда газеты, вероятно, как попугаи, будут твердить: «Потери врага огромны, он истекает кровью, враг будет разбит, победа будет за нами».

И что досадно - вся эта война засекречена. Информбюро сообщает только, что бои идут на всем фронте. Сообщается о потерях врага (о наших потерях никогда). И время от времени преподносят неприятные сюрпризы: нашими войсками оставлен такой-то город (когда нельзя уже это скрыть).

Так идет эта ужасная война. Что впереди? Если так будет продолжаться, если СССР будет разбит, народ наш проклянет тех, по чьей вине это произойдет».

В 1988 году вспоминаю тот трагический для советских людей 1941-й. Война вошла в наш быт. Люди как-то переменились, не слышно стало громкого смеха, шуток, все говорят о войне. Кто-то рассказал, как поймали и расстреляли шпиона... Молодой инженер, комсомолец Валентин Киселев записался добровольцем. Он был назначен политруком роты и уехал на фронт. Через некоторое время пришло известие: Валентин убит. Нескольких человек, работников проектного отдела, призвали в армию, другую часть молодых, здоровых инженеров отправили на строительство оборонительных сооружений. Оставшихся работников отделов Управления «Волгостроя» - мужчин старших возрастов - включили в состав истребительного отряда. Нам выдали винтовки (без патронов). Ежедневно вечером, после работы, в течение 3-4 часов проводились строевые занятия, изучалось оружие, владение им. По ночам в течение четырех часов бойцы истребительного отряда дежурили около домов, следили за светомаскировкой. Окна всех домов оклеены полосками бумаги крест-накрест. Днем высоко в небе над Переборами летали фашистские самолеты. Это были разведчики, их узнавали по вибрирующему шуму моторов. Летали они безнаказанно, не было видно наших истребителей, не было слышно и стрельбы зениток. Фашистские самолеты летали неспроста, видимо, их интересовала Рыбинская ГЭС. Фашисты могли выбросить воздушный десант и разрушить ГЭС. А головотяпы из политотдела вооружили наш истребительный отряд винтовками без патронов, да и те хранились под замком в клубе и выдавались нам только во время строевых учений. К счастью, выбросить десант фашисты не решились.