Віктор Ткаченко - На Юг, Віктор Ткаченко

ГЛАВА 3

После такой, если можно сказать, бурной ночи Мила решила пригласить Освальда в ресторан, хотя скорее его можно назвать забегаловкой на три звезды под пафосным названием "Рыцарская Трапеза". Окна были в романском стиле, обрамлённые разноцветными стеклышками, как фрески в католических соборах. Возле входа лежал вечно пьющий ветеран 1871 года, наверное, с того самого года его ноги и начали вонять французским пармезаном, или, может, потому что он не моется. Потолок был слишком низкий для ресторана, и в люстру можно было упереться головой, если вы предпочитаете носить цилиндр. В зале вместо стульев стояли старые 80-летние кресла, вешалок для вещей не было. Освальду она бы и не понадобилась, так как он уже оставил своё пальто в том переулке на радость какому-то из местных бездомных, а вот Миле не помешал бы крючок, куда можно было бы повесить её шубу. Освальд, будучи джентльменом, подозвал хлипкого официанта и попросил его положить куда-то верхнюю одежду фройляйн. За это господин сенатор отвернул карман пиджака официанта и положил туда одну марку в качестве чаевых. Освальд и Мила сидели минут тридцать в ожидании, пока на кухне этим утром заработают печи, чтобы можно было сделать заказ. Фройляйн и сенатор пустились в философские размышления о том, кто и почему убил эту проститутку.

— Может, преступник занялся с ней сексом и просто не захотел платить, — утверждала Мила.

— Вряд ли, — как всегда бледно сказал Освальд.

— Почему вы так считаете? — спросила Мила, намекая на то, что это частая причина для убийств проституток.

— Обычно, когда хотят заняться сексом и не хотят за это платить, заводят жену. Хоть в перспективе она и оказывается дороже, чем проститутка или даже множество проституток, но всё же заведено так. Во-вторых, удар ножом был нанесён раньше, чем произведён половой акт, — добавил Освальд, постукивая своими туфлями по ножке стола, чтобы стряхнуть остатки снега.

— Как вы это заметили? — спросила Мила.

— Всё проще, чем кажется. На платье был след крови, и ткань разрезана от ножа. То есть сначала её пырнули ножом, а потом подняли платье, чтобы надругаться, — сказал Освальд, слегка покашливая.

— Не надо было мне бросать ваше пальто на труп. Простите, это было так спонтанно. Теперь вы можете заболеть, — опустив глаза, сказала Мила.

— Ничего страшного, сейчас это меньшая из наших проблем, — сказал Освальд, отвернув голову в сторону, ища глазами официанта.

— Вы сказали "из наших проблем"? — покраснела Мила.

Освальд, поставив Милу в неловкое положение, так и не ответил. Непонятно, что интересовало его в тот момент больше — труп этой проститутки, работа, на которую он может опоздать, или Мила, которая сидела напротив. Также было непонятно, что делать дальше.

Подошёл юный официант и радостно картаво сказал: — Печь нагрета, жду ваши заказы, герр и фрау.

С маленькой дрожью в ногах, по нему было видно, что работает он здесь максимум день, может быть третий. Впервые видел людей, одетых дороже, чем его пятилетняя зарплата, что было в новинку как для такого заведения, так и для этого юнца.

Освальд спросил о качестве морепродуктов и из какого они моря привезены, смотря в глаза мальчику. После чего расслабленно сделал заказ салата из морепродуктов для Милы и чёрного чая для себя на завтрак. Официант записал и трусцой побежал в сторону кухни. Освальд посмотрел под стол, убедившись, что снег с туфель полностью стряхнут, встал с кресла, застегнул верхнюю пуговицу своего пиджака и, поправив брюки, стройно расправил плечи. Взглянув на Милу, он улыбнулся впервые за несколько часов и сказал: — Фройляйн, я пойду помою руки.

Развернувшись на девяносто градусов, сенатор пошёл в уборную. Зайдя туда, Освальд посмотрел на треснутое по диагонали зеркало, может, этим оно напомнило ему его сущность. Освальд увидел, что зря так поправлял костюм: он сидел уже не так хорошо, как сутки назад, он устал, и причёска его была растрёпана, а глаза украшали два усталых синих горбика. Сенатору явно нужна была тёплая ванна и хороший сон. Освальд, помыв синие от холода пальцы дешёвым мылом, уже собрался открывать дверь, как позади себя увидел знакомый силуэт в этом до ужаса маленьком туалете.

Позади Освальда стоял француз, его плечи тряслись как от смеха, только смеха совсем слышно не было. Освальд смотрел непонимающе, как он мог тут оказаться. Головной убор и плечи француза были с небольшой присыпкой снега, словно маленькие Альпы, только ростом метр семьдесят.

Освальд непонимающе долго смотрел на француза, осматривая его одежду и всматриваясь в глаза в надежде понять хоть малейшую капельку его намерений. Руки француза были запачканы какой-то чёрно-бардовой гарью, как у красильщика на сталелитейной фабрике неподалёку. Кутикулы вокруг ногтей были то ли обгрызены от нервов, то ли стёрты, а лицо украшали несколько неглубоких царапин.

— Что ты забыл в этом районе? Я совсем не ожидал тебя тут встретить, — сказал Освальд, приперев ногой дверь уборной, требуя ответа.

— Я словно твоя Мила, всюду следую за тобой, — ответил француз, покачнувшись вправо и присев на край раковины, готовясь к долгому душевному диалогу.

— Мила не моя… она мне подруга, ничего более. Для меня всем была жена и ребёнок, но не она, она не может стать их заменой, — возразил Освальд, протирая голову платком. У сенатора явно поднялось давление после острого, как наполеоновский штык, вопроса.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍