Vitalii Voyt - Битва за "Гамалей" або війна відьом, Vitalii Voyt

Я смогла заточить двух ведьм в скале, прокричав:

— Duratus in petra! — Замри в камне!

Они застыли, их тела слились с камнем, став частью стен Пантеона.

Возможно, я смогла бы победить всех… Но, Эллея, ты должна узнать правду.

— Одна из них… была твоей матерью. Габриэль.

Эллея побледнела, её глаза расширились.

— Моя мать?!

Николита кивнула, её голос дрожал:

— Да… И это решило исход битвы.

Я любила Габриэль, Эллея. Любила, как сестру, и она знала это. Она использовала мою слабость.

Когда я поняла, что не могу сдерживать их дольше, я решила использовать силу камня. Я отступила внутрь Пантеона, закрыла вход, произнеся заклятие запечатывания.

Время. Мне нужно было время, чтобы провести обряд, разрушить магию камня, что завладела ими.

Я положила Гамагей на алтарь.

Слово за словом я произносила заклинание.

Но она уже была там.

Твоя мать, Эллея.

Я услышала её дыхание за спиной.

— Габриэль… — я успела только прошептать.

Она подняла руку. Молния пронзила меня.

Я упала.

Её лицо… Оно исказилось жестокой, нечеловеческой улыбкой. Это была уже не твоя мать, Эллея.

Ведьмы собрались вокруг алтаря. Я чувствовала, как их магия охватывает камень. Они собирались завладеть всей магической силой мира.

И тогда появился он.

Булик.

Я помню этот скрежет — своды Пантеона содрогнулись. Каменные колонны затрещали, одна из них уже падала прямо на меня.

— Так вот, пока ведьмы были заняты защитой себя от обрушившихся сводов и колонн, которые падали каждую секунду, я позволил себе немного усложнить им задачу, — хихикнул Булик, довольно перебирая своими мохнатыми лапками.

Эллея смотрела на него, и снова её не покидало странное чувство. Только что он казался ей жутким, почти пугающим существом — эти восемь лап, блестящие чёрные глаза, угрожающе нависающие над ней… Но вдруг — тёплый, смешливый голос, дружелюбная интонация, и теперь он напоминал вовсе не страшное существо, а…

«Какую-то большую, волосатую подушку… Да, точно!» — внезапно подумала Эллея.

Подушку, на которой так приятно устроиться, свернувшись клубочком, обнять её и забыться в глубоком сне. Мягкую, тёплую и… Нет, что за глупости?

Она едва удержалась от смеха, прикрыв рот ладонью.

«Какие только мысли не лезут мне в голову…»

И тут её сознание уцепилось за эту фразу.

«Забита голова. Забита… Как будто туда что-то специально нужно набивать. Почему вообще так говорят?»

Эллея снова тихо хихикнула, но тут же осеклась, понимая, что её мыслительный поток снова уносит её не в ту сторону. Она прекрасно знала, как это бывает — можно часами размышлять над странными выражениями, пытаться понять их происхождение, искать в них какой-то тайный смысл… и так и не найти ответа.

«И зачем вообще люди придумывают эти фразы?» — с укором подумала она, стараясь переключиться на происходящее вокруг.

Тем временем Булик, заметив её рассеянный взгляд, наклонил голову, продолжая перебирать лапками.

— Эллея? Ты опять в своих мыслях?

— Эм… да нет, я просто… — она покраснела.

Булик подмигнул ей всеми восемью глазами.

— Ну, главное, что я тебя немного развеселил, — он самодовольно склонил голову набок. — В конце концов, я и герой, и комик, и…

— Волосатая подушка, — тихо пробормотала Эллея, всё же не удержавшись от улыбки.

— Что-что?

— Ничего! — поспешно сказала она, отводя взгляд.

Булик после короткой паузы, заметив, как задумалась Эллея, попытался понять, о чём она думает, но, пожав своими мохнатыми плечами, продолжил рассказ:

— Так вот, я начал кидать в них клубы паутины — да с такой силой и скоростью, что одна из ведьм запуталась настолько, что, падая, потянула за собой Габриэль. Их магический круг рассыпался, и все их усилия удержать рушащийся свод провалились.

Он сделал паузу, довольно фыркнул и продолжил:

— В этот момент я смог выхватить гамалей, спрятав его… в свой кармашек, — с ухмылкой произнёс Булик, многозначительно указав лапкой на свои штаны.

Эллея только сейчас обратила внимание, что его штанишки и правда выглядели весьма необычно: на них было множество карманов всех форм и размеров — одни круглее, другие узкие и длинные, третьи напоминали крохотные мешочки, а в некоторых даже виднелись мелкие блестящие безделушки.

— Подбежал я тогда к Николите, которая лежала обессиленная, — продолжал Булик, — закинул её… в другой карман.

Он снова ткнул лапкой в один из карманов поменьше, на этот раз с совершенно серьёзным видом.

— …И мы благополучно переместились в безопасное место. Ну, как мне казалось на тот момент.

Эллея растерянно моргнула.

«В какой ещё карман? — пронеслось у неё в голове. — И вообще, как можно взрослую женщину, тем более ведьму, которой, как оказалось, триста лет, запихнуть в… карман?!»

Она скосила взгляд на его штанишки, полные карманов, и покачала головой, мысленно напоминая себе, что давно пора привыкнуть ко всем этим странностям.

— Мы перенеслись в город, с которым ты хорошо знакома, — продолжал Булик, теперь более серьёзным тоном. — В Гареш.

Николита, которая до этого молча наблюдала за их беседой, встала и, величественно выпрямившись, подошла к Эллее.

— Вот здесь мы и обосновались вместе с моим спасителем, — прошипела она, скрестив руки на груди, — и спрятали гамалей там, где ты его сегодня и нашла. Точнее, скорее он выбрал тебя.

Эллея стояла молча, переваривая услышанное, и вдруг тихо выдохнула:

— Мама… Что с моей мамой, Николита?

Николита встретила её взгляд. В её глазах вспыхнул жёсткий, даже пугающий огонь, и Эллее на мгновение показалось, что её тётя готова испепелить её одним этим взглядом. Но внезапно выражение ведьмы смягчилось. В нём появилась боль… и скорбь.

— Эх, милая моя Эллея… — прошептала она, опустив глаза. — После разрушения Пантеона я не знаю, что случилось с остальными ведьмами… и с твоей матерью.