Олександр Сергійович Подерв'янський - Африка, сни

сейчас наводили на себя последний марафет: Анжела и Вероника сидели на стульях и корчили рожи. Галя причесывала, красила и завивала сестер.

— Галька, ти шо, дурна? Шо ти дьоргаєш за волоси?! Мамо, вона мені всі волоси повисмикує! – сказала Анжела.

Громадный чeрный ВОРОН (ВАСЯ), сидящий на клуне, как деревянное украшение, вдруг ожил и насрал Анжеле прямо на голову. С наглым карканьем, разумеется.

Анжела истерически носилась по двору. Срывала висящие на бельевой верeвке шмотки, вытирала волосы, скользя на индюшачьем гавне, пока не eбнулась в грязь окончательно.

— Вася, ну як тобі не стидно? – это Галя пыталась образумить птицу.

Она подбежала к плачущей Анжеле, помогла подняться, вытерла еe заботливо, как мать вытирает ребeнка.

— Мамо, оно, конєшно, Галька дура, но я вам правду скажу – ви самі винуваті, – рассудила Вероника. – Розвели тут всяке чмо: ворон оцих, свиней, змію цю довбану, шо двором ходить ніяк – хлопці в гості прийти бояться! Скіки я вас просила, щоб ви хату продали разом із цим зоосадом – я молодая, я хочу в городє жить, та і Анжелка тоже, а ви, мамо, все по-своєму – ще не всьо украли, всьо вам мало, думаєте, шо, як та ворона, будете триста років жити…

Страшно оскалившись, Матильда зашипела на дочь, сняла с ноги домашний тапок на шпильке и метнула его в портрет прекрасной Синди. Каблук вонзился в глаз красавицы... и грубая деревяная дверь разлетелась в щепки.

Глаза Матильды сверкали, рыжие волосы развевались на ветру. Поднялась пыль, ветер пустил волну, деревья качнуло, головки цветов наклонились к земле, дом потемнел…

Хосе Игнасио испугано хрюкал, его щетина поднялась дыбом. Ворон Вася закатил глаза и со страху eбнулся с клуни на траву с мягким стуком.

Но Матильда уже ласково говорила с дочерью – как будто маску надела. Еще страшнее было от этих моментальных превращений.

— Доча, от виграєте конкурс, устроїтесь на телебачення, повиходите заміж – я хатинку продам, куплю вам квартири в Києві, а сама собі якусь халабуду куплю в Монте-Карло – і хай воно сказиться усе – худоба, бізнес, життя це довбане… Зуби собі нові вставлю і буду з молодими пацанами в казіно ходить, оргії робить всякі. А ви будете з внуками до мене приїжджать. А може, і сама заміж вийду, а Гальку візьму собі причоскі робить. Поїдеш, Галька? Будеш моєю камєрісткою за харчі. А потом тебе тоже віддамо заміж, за якогось сутєньора їхнього.

— Я Україну люблю, – сказала Галя.

Потом взяла упавшего ворона Васю, дунула на него, как на муху, и ворон улетел в идиллический пейзаж с заходящим солнцем, речкой, хатками и тополями...

27. ЭКСТ. ТРАНСИЛЬВАНИЯ. СТАРЫЙ АВСТРО-ВЕНГЕРСКИЙ ВОКЗАЛ. НОЧЬ.

Титр: Трансільванія. Північна Румунія

Ночью на полустанке в горах стоял товарняк. Шла погрузка в открытые вагоны. Рабочие загружали ящики в последний вагон поезда при свете колышущего фонаря на столбе. Румынская речь, свистки, огни, луна, чeрные силуэты гор.

Громадные остроухие собаки внимательно наблюдали за процессом. Свисток; поезд медленно тронулся.

28. ЭКСТ. УКРАИНА. СЕЛО КРАМАРЕНКИ. ДОМ ЛИФАНЧУКА. ДЕНЬ.

Учитель Лифанчук колол дрова на своем дворе, пользуясь для этого ладонями, локтями и пятками.

Спасенная Татьяна со страхом наблюдала за мастером из-за тына. На тыне болтались обычные в таких местах макитры и глеки. Необычными были только драконы и иероглифы, изображенные на них. Стоящий спиной к Татьяне мастер почувствовал гостью каким-то шестым чувством.

— Там ліворуч перелаз, – сказал он, не оборачиваясь, – в калітку не лізь, вона іржава і рипить противно.

Татьяна зашла и села на скамеечку, робко оглядываясь. Посмотреть было на что. Какие-то столбы разной высоты вкопаны, на дверях обычной украинской хаты нарисован глаз Будды, на ставнях опять-таки будды сидят в позах лотоса, под стрихой клуни висят грабли, коса и самурайский меч.

Лицо Татьяны крупно (любопытно стреляет глазами по сторонам).

Татьяна:

— Я оце вам молочка трошки принесла, яєчок…

Лифанчук:

— Сідай і кажи, чого прийшла, у мене часу нема.

Татьяна:

— Я до вас прийшла, бо мені страшно, я боюся.

Лифанчук:

— А мені шо до того? Дао твій страх до задниці.

Татьяна:

— Я думала, шо ви нічого не боїтеся, ви такий мущина симпатичний…

Татьяна сама тоже ничего – бедра и грудь как будто по лекалу вычерчены. Лифанчук изо всех сил старается не смотреть на неe.

Татьяна:

— Якби ви согласились у мене трохи пожить, я б вам борщ кожен день варила, вареники… Замість отой гидоти, що ви її патиками їсте. Всю вашу одежу випрала б.

Лифанчук покончил с дровами и легко, как кошка, в вертикальном прыжке вскочил на торец вкопанного столба. Там он и остался стоять, поджав одну ногу под себя, а руку вытянув над головой.

Татьяна:

— Страшно подумати, як ви себе заставляєте… І воно вам нада, отак над собою іздєваться… Ну, а як ненароком впадете? То тоді дітей уже точно у вас не буде…

Лифанчук:

— Тетяна, а нашо до тебе ті бандюки приїжджали?

Он медленно выпрямил ногу перед собой, рука тоже переместилась – так, что здоровый кулак был теперь возле груди. Все это очень красиво и плавно.

Татьяна смотрела снизу на поднятую ногу Лифанчука (ракурс снизу). Татьяна испугалась почему-то, руки дрожали и молоко из глечика лилось на землю. Здоровые сельские коты радостно лакали его.

Татьяна: