Бальзак - Шагреневая кожа, Бальзак

мысленно перенестись в те счастливые времена, когда он безбоязненно предавался ярости желаний, когда он еще не изведал всех земных наслаждений. Он шел и видел перед собой не Полину из гостиницы «Сен-Кантен», а вчерашнюю Полину, идеал возлюбленной, столь часто являвшийся ему в мечтах, молодую, умную, любящую девушку с художественной натурой, способную понять поэта и поэзию, притом девушку, которая живет в роскоши; словом - Феодору, но только с прекрасной душой, или Полину, но только ставшую графиней и миллионершей, как Феодора. Когда он очутился у истертого порога, на треснувшей плите у двери того ветхого дома, где столько раз он предавался отчаянию, из залы вышла старуха и спросила его:

- Не вы ли будете господин Рафаэль де Валантен?

- Да, матушка, - отвечал он.

- Вы помните вашу прежнюю квартиру? - продолжала она. - Вас там ожидают.

- Гостиницу все еще содержит госпожа Годэн? - спросил Рафаэль.

- О, нет, сударь! Госпожа Годэн теперь баронесса. Она живет в прекрасном собственном доме, за Сеной. Ее муж возвратился. Сколько он привез с собой денег!.. Говорят, она могла бы купить весь квартал Сен-Жак, если б захотела. Она подарила мне все имущество, какое есть в гостинице, и даром переуступила контракт до конца срока. Добрая она все-таки женщина. И такая же простая, как была.

Рафаэль быстро поднялся к себе в мансарду и, когда взошел на последние ступеньки лестницы, услышал звук фортепьяно. Полина ждала его; на ней было скромное перкалевое платьице, но по его покрою, по шляпе, перчаткам и шали, небрежно брошенным на кровать, было видно, как она богата.

- Ах! Вот и вы наконец! - воскликнула она, повернув голову и вставая ему навстречу в порыве наивной радости.

Рафаэль подошел и сел рядом с Полиной, залившись румянцем, смущенный, счастливый; он молча смотрел на нее.

- Зачем же вы покинули нас? - спросила Полина и, краснея, опустила глаза. - Что с вами сталось?

- Ах, Полина! Я был, да и теперь еще остаюсь, очень несчастным человеком.

- Увы! - растроганная, воскликнула она. - Вчера я поняла все…

Вижу, вы хорошо одеты, как будто бы богаты, а на самом деле - ну, извольте-ка признаться, господин Рафаэль, все обстоит, как прежде, не так ли?

На глаза Валантена навернулись непрошеные слезы, он воскликнул:

- Полина! Я…

Он не договорил, в глазах его светилась любовь, взгляд его был полон нежности.

- О, ты любишь меня, ты любишь меня! - воскликнула Полина.

Рафаэль только наклонил голову, - он не в силах был произнести ни слова.

И тогда девушка взяла его руку, сжала ее в своей и заговорила, то смеясь, то плача:

- Богаты, богаты, счастливы, богаты! Твоя Полина богата… А мне… мне бы нужно быть нынче бедной. Сколько раз я говорила себе, что за одно только право сказать: «Он меня любит» - я отдала бы все сокровища мира! О мой Рафаэль! У меня миллионы. Ты любишь роскошь, ты будешь доволен, но ты должен любить и мою душу, она полна любви к тебе! Знаешь, мой отец вернулся.

Я богатая наследница. Родители всецело предоставили мне распоряжаться моей судьбой. Я свободна, понимаешь?

Рафаэль держал руки Полины и, словно в исступлении, так пламенно, так жадно целовал их, что поцелуй его, казалось, был подобен конвульсии. Полина отняла руки, положила их ему на плечи и привлекла его к себе; они обнялись, прижались друг к другу и поцеловались с тем святым и сладким жаром, свободным от всяких дурных помыслов, каким бывает отмечен только один поцелуй, первый поцелуй, - тот, которым две души приобретают власть одна над другою.

- Ах! - воскликнула Полина, опускаясь на стул. - Я не могу жить без тебя… Не знаю, откуда взялось у меня столько смелости! - краснея, прибавила она.

- Смелости, Полина? Нет, тебе бояться нечего, это не смелость, а любовь, настоящая любовь, глубокая, вечная, как моя, не правда ли?

- О, говори, говори, говори! - сказала она. - Твои уста так долго были немы для меня…

- Так, значит, ты любила меня?

- О, боже! Любила ли я? Послушай, сколько раз я плакала, убирая твою комнату, сокрушаясь о том, как мы с тобою бедны. Я готова была продаться демону, лишь бы рассеять твою печаль. Теперь, мой Рафаэль… ведь ты же мой: моя эта прекрасная голова, моим стало твое сердце! О да, особенно сердце, это вечное богатство!.. На чем же я остановилась? - сказала она. - Ах, да!

У нас три-четыре миллиона, может быть, пять. Если б я была бедна, мне бы, вероятно, очень хотелось носить твое имя, чтобы меня звали твоей женой, а теперь я отдала бы за тебя весь мир, с радостью была бы всю жизнь твоей служанкой. И вот, Рафаэль, предлагая тебе свое сердце, себя самое и свое состояние, я все же даю тебе сейчас не больше, чем в тот день, когда положила сюда, - она показала на ящик стола, - монету в сто су. О, какую боль причинило мне тогда твое ликование!

- Зачем ты богата? - воскликнул Рафаэль. - Зачем в тебе нет тщеславия? Я ничего не могу сделать для тебя!

Он ломал себе руки от счастья, от отчаяния, от любви.

- Я тебя знаю, небесное создание: когда ты станешь маркизой де Валантен, ни титул мой, ни богатство не будут для тебя стоить…

- … одного твоего волоска! - договорила она, - У меня тоже миллионы, но что теперь для нас богатство! Моя жизнь - вот что я могу предложить тебе, возьми ее!

- О, твоя любовь, Рафаэль, твоя любовь для меня дороже целого мира!

Как, твои мысли принадлежат мне? Тогда я счастливейшая из счастливых.

- Нас могут услышать, - заметил Рафаэль.

- О, тут никого нет! - сказала она, задорно тряхнув кудрями.

- Иди же ко мне! - вскричал Валантен, протягивая к ней руки.

Она вскочила к нему на колени и обвила руками его шею.

- Обнимите меня за все огорчения, которые вы мне доставили, - сказала она, - за все муки, причиненные мне вашими радостями, за все ночи, которые я провела, раскрашивая веера…

- Веера?

- Раз мы богаты, сокровище мое, я могу сказать тебе все. Ах, дитя! Как легко обманывать умных людей! Разве у тебя могли быть два раза в неделю белые жилеты и чистые сорочки при трех франках в месяц на прачку? А молока ты выпивал вдвое больше, чем можно было купить на твои деньги! Я обманывала тебя на всем: на топливе, на масле, даже на деньгах. О мой Рафаэль, не бери меня в жены, - прибавила она со смехом, - я очень хитрая.

- Как же тебе это удавалось!

- Я работала до двух часов утра и половину того,