Ліна Маніло - Бракованные, Ліна Маніло

комнате сумрачно и пахнет чистотой и мятой. Такой разительный контраст относительно того, что ощущалось в квартире, будто разрушенной после вечеринки. Мирослав включает свет, а я замечаю на его руках свежие бинты. Значит, пока я наводила марафет, он тоже не скучал. Переступаю порог комнаты. Аскетичная обстановка, несколько плакатов на стенах ярким пятном среди почти стерильной чистоты. Даже одеяло лежит на кровати без единой складки!

– Я педант, – усмехается Мирослав, словно прочтя мои мысли.

– Я заметила, – говорю, делая еще один шаг внутрь. – Как ты с Юрой уживаешься? У него же второе имя – Хаос.

– Отлично, когда он не водит сюда кого попало, – Мирослав закрывает дверь, проворачивает замок и становится за моей спиной. – Он отличный парень, мы с ним с самого детства дружим.

Я прохожу дальше. Освобождаюсь от дьявольского влияния Мирослава. Присаживаюсь на край кровати, прохожусь рукой по гладкому шелковистому покрывалу.

– Я никогда не была с парнем наедине, – признаюсь, отводя взгляд. Фокусирую взгляд на столе, стоящем у окна, а на нем царит идеальный порядок и ни единой пылинки. – А еще я носки бывает в угол бросаю.

– Носки – это жуть, конечно.

– Ужасный ужас, – подтверждаю, а Мир садится рядом. – Можно я тут до утра останусь?

Вопрос вырывается сам собой. Я смотрю на Мирослава, тру щеки, но Мир ловит мои руки и отводит их от лица.

– Не прячься, – просит и, толкнувшись вперед, пригвождает мои руки к покрывалу. – Конечно, останешься. Думала, я тебя отпущу?

– Я ничего не думала. Просто спросила.

Ерзаю, пытаюсь вырваться, но Мирослав сильнее. Напористее.

– Не дергайся, – просит, переходя на интимный шепот. Опаляет дыханием щеку, носом по коже проводит. – Никуда тебя не отпущу.

– Совсем не отпустишь? – острый приступ счастья уколом в сердце. Оно клокочет в каждой клетке, от радости хочется до потолка прыгать.

Ну, если бы я не была придавлена к кровати сильным телом. Внутри все искрится, бурлит и бьет в голову пузырьками шампанского. Я пьяная без вина, тянусь губами к Мирославу, раз руки в его хватке. Запястья трутся о прохладное покрывало, мне хочется всего и сразу, и от желаний этих стыдно и радостно одновременно. Но я и так слишком открылась сегодня. Наваждение нашло, я смыла косметику, но готова ли к большему? И если Мир «надавит» сильнее, смогу ли устоять? И выдержу ли сегодня, если кто-то снова захочет на меня надавить?

– Расслабься, – как всегда Мир очень чутко считывает мои мысли, ощущения.

Отпускает меня, переворачивается на спину и укладывает меня себе на грудь. На все уходит не дольше нескольких секунд, и вот я уже лежу, обвитая длинными татуированными руками с хорошо развитыми мышцами и дышу Мирославу в ключицу.

– Не бойся, – просит. – Я не буду торопить. Тем более сегодня. Спи.

– Не приказывай мне, – шутливо злюсь.

– Т-ш-ш. Спи.

Закрываю глаза, но расслабиться не получается. Будто тревожит что-то, какая-то мысль зудит на подкорке и не дает заснуть. Ворочаюсь, Мирослав крепче прижимает к себе, но я все равно не могу найти себе места.

– Прекрати мельтешить, а то выпорю. Тебе отдохнуть нужно, мозги перегрузить.

– Да не могу я, не выходит. Спать не хочется.

За дверью слышатся приглушенные голоса и звук шагов. Напрягаюсь, вслушиваюсь

– Оля, – выдыхаю шепотом, а Мир тихонько ругается сквозь зубы, но отпускать меня не спешит.

Черт, я совсем забыла, что подруга целовалась с тем парнем в подъезде. Я не помню, чтобы она уходила. У Оли есть одно нерушимое правило женской дружбы, которое сейчас портит мне все: если подружки пришли вместе на вечеринку, вместе они должны оттуда уйти.

– Арин, ты там? – скребется в дверь, пытается достучаться.

Что-то темное, чего я никогда не чувствовала раньше, поднимается со дна души.

– Пусти, Мир, – прошу, и он слушается, только вздыхает тяжело.

Иду к двери. Возле нее на мгновение замираю, делаю глубокий вдох и резкий выдох – так учил психолог, и эта техника, повторенная многократно, всегда работает. Когда ощущаю себя достаточно сильной, распахиваю дверь, а Оля, пусть никто ее внутрь и не приглашал, врывается в комнату. Она смотрит мне за спину, потом переводит взгляд на мое лицо, хмурится. Она не понимает, что тут происходит – ну, либо не хочет понимать. В ее глазах мелькает сомнение, Оля встряхивает головой, светлые волосы с лица убирает и вдруг кидается ко мне с объятиями. Зажимает крепко до хрипов, кружится на месте, а я пытаюсь ее оттолкнуть, скинуть с себя чужую навязчивость.

– Крошка, прости меня, прости, пожалуйста, – огорошивает своим возбуждением и печалью в голосе. – Я слышала, что было тут… я знаю. Прости меня, Арина!

Оля бормочет о своей вине, по сотому кругу просит прощения – опять! – а мне душно и жарко становится.

– Оля, ты ведь знала? – я задаю вопрос совершенно спокойным голосом, но воспоминания о том, что именно Ольга подстроила ту нашу встречу с Соловьевым, очень настойчиво лезут на поверхность. И обещания ее недавние, клятвы – Что Паша будет здесь? Знала?

Хочется верить, что нет, но по реакции подруги – ее тихому стону, более настойчивым объятиям и странному неразборчивому бормотанию – становится все ясно.

– Ты специально меня сюда заманила, что ли? Обманула? Я ведь спрашивала!

– Нет, нет, ты что! – восклицает и, отпрянув, умоляюще смотрит на меня. – Нет, не думай так обо мне. Я же твоя лучшая подруга!

За спиной шорох и скрип – это Мирослав поднимается с кровати. Еще немного, и он будет рядом, но я взмахиваю рукой, останавливая его.