Володимир Львович Єшкілєв - Ефект Ярковського. Те, котре – холод, те, яке – смерть…

что вы, по поручению Осинского, занимаетесь расследованием всех этих отравлений. Я понимаю, что собранные вами сведения конфиденциальны, но хотя бы намекните: чего нам ждать дальше?

– Я думаю, что отравлений больше не будет.

– Вот как… – професор навіщось кинув погляд у вікно, за яким сяяло сонце. – Это объективный вывод или ваше частное мнение?

– Частное мнение.

– Понятно, – кивнув Ципорин.

– А мне, прошу прощения, ничего не понятно, – стрепенувся Балтер. – Если, Саша, ты не знаешь, кто преступник, то как ты можешь утверждать, что отравлений больше не будет? Это же ерунда какая-то, а не частное мнение.

– Антей, не заводись. Господин Ярковский связан контрактом с Осинским и не может нам докладывать о своих умозаключениях, – прийшов на допомогу есперові професор.

– Я надеюсь, что скоро всё прояснится, – сказав Ярковський.

– Дай-то Бог, – зітхнув Балтер.

– А вы не были на похоронах? – запитав старого еспер.

– Мы с Антеем Марковичем ходили на панихиду, – відповів за Балтера Ципорин, – но на кладбище не поехали. В нашем возрасте, знаете ли, лучше воздерживаться от кладбищенских надрывов. Кстати, господин Ярковский, вы не в курсе, кто приказал перекрыть второй этаж?

– Служба безопасности Осинского.

– И об этом я тоже тебе говорил, – майже прошепотів Балтер, дивлячись на протилежну стіну, наче у порожнечу. Ярковському раптом здалось, що Антей Маркович вже сильно «підшофе». Батько колись сказав йому, що Балтер практично не п’є. Але все тече, все змінюється, подумав еспер. Тим більше, коли людина в поважному віці не дочекалась визнання і пошани, та ще й пережила смерть небоги.

Ярковському не подобалось блефувати. Йому зрідка вдавалась переконлива брехня, а ще рідше – красиві імпровізації. Проте цього разу спокуса виявилась сильнішою. Він зробив крок до крісла, майже навис над Ципориним і запитав:

– Владимир Евстахиевич, почему вы не взяли бокал с чёрного подноса?

– Что? С какого подноса? – професор різко підібрав ноги, немов боявся, що Ярковський на них наступить.

– Тогда, на последнем салоне. Покойный Фёдор Андреевич сказал нам с Sаней, что вы всегда пили шампанское после докладов, а в тот раз к бокалу даже не притронулись.

– Не взял, да. А почему, собственно, вас интересуют мои фуршетные предпочтения?

– Потому что с чёрного подноса тогда взяли только четыре бокала. Из «команды Пшеладовской» шампанское пили Фёдор Андреевич, Сахневич и супруги Вилигжанины. Я так понимаю, что хозяйка салона не одобряла мужчин, пьющих шампанское. И свита Чёрной королевы пила его демонстративно, чтобы лишний раз подразнить Пелагею.

– Да? Вы так понимаете? – Ципорин провів пальцями по скроням, наче заправляючи за вуха неіснуючі пасма волосся. – И кто же вам об этом всём рассказал? Покойный Бусурманко?

– Нет, не он.

– А кто?

– В своё время узнаете.

– Даже так, – пальці професора знову побігли скронями. – В своё время, говорите… Интересно, и кто ж это помнит такие подробности?

– Есть такие.

– Я вас понял, да, – після секундної паузи мовив Ципорин. – Так вот почему вы решили, что не будет новых отравлений.

– Ты понял, а вот я опять ничего не понимаю, – безнадійно похитав головою Антей Маркович. – Таки вообще ничего. О каком подносе идёт речь? Какая «команда Пшеладовской»? Какая «свита»? О чём вы сейчас говорили?

– И всё-таки, – дожимав Ярковський професора, – почему лично вы уклонились от годами установленного ритуала?

– А с чего вы взяли, что я всегда его придерживался? Это неправда. А в тот раз я не пил, потому что проходил курс лечения. Пил лекарства, не совместимые с алкоголем… И, кстати, вы не совсем точно перечислили приобщившихся, как вы сказали, к ритуалу. Юлия Стефановна тогда тоже взяла бокал с чёрного подноса.

– Брала и пила?

– Этого я не помню, – Ципорин знов торкнувся волосся за вухом. – Увы, господин Ярковский, я не обладаю такой феноменальной памятью, как ваш… скажем так, анонимный источник.

– Мой источник видел на чёрном подносе два нетронутых бокала.

– И что из этого? – перейшов у контрнаступ професор. – Вы решили, что с бокалов на чёрном подносе пили умершие в последние дни? Да? Вы полагаете, что в этих бокалах был некий яд, убивающий людей через четырнадцать с половиной месяцев, не раньше и не позже?

– Допустим.

– Тогда, господин Ярковский, я вам скажу, что ваша гм… версия весьма-весьма шаткая. Фантастическая версия. Не менее фантастическая, чем те бредни о мстительных арийских жрецах, с которыми носится известная вам журналистская семейка, – Ципорин знов витягнув ноги. – А если Юлия Стефановна всё-же пила шампанское? Что тогда?

– Саша, ты думаешь, что Фёдора, Сахневича и супругов-бизнесменов отравили тогда же, когда и Илону? В мае прошлого года? – нарешті зрозумів Балтер. – Владимир Евстахиевич прав: это действительно звучит нелепо. Одни умирают сразу, а другие почему-то через год. Странно… Ты меня удивляешь.

– Господин Ярковский, согласитесь, что у каждого человеческого организма свой особый обмен веществ, – продовжив контрнаступ історик. – Неужели вы верите, что можно синтезировать яд, одинаково действующий и на мужчин и на женщин, на молодых и на пожилых? Яд, чьё действие синхронизировано на таком временном промежутке?

– Я не исключаю существования веществ с подобными характеристиками.

– Это ваше умозаключение базируется на каких-то исследованиях, примерах? Я могу с ними ознакомиться?

– Оно базируется на моей интуиции.

– Гм… Без комментариев.

Ципорин замовк, й заходився демонстративно розглядати власні нігті. Антей Маркович дивився на еспера вкрай несхвально.

– Ми підемо погуляємо, – напружену паузу зім’яла Sаня, що досі мовчки спостерігала за імпровізаціями Ярковського. – Саша обіцяв мені показати Парковий Дім.

– А ви ніколи тут не були? – перейшов на українську професор.

– Колись мама приводила мене сюди на бальні танці, але це так давно було.

– Бальные танцы, да… «Это школа танцев Соломона Пляра, школа бальных танцев вам говорят…» – Ципорин посміхнувся Sані. – Авжеж, молоді люди, погуляйте, подивіться. Тут справді є на що подивитись… Ми побачимо вас на поминках?

– Сподіваємось, – кивнув Ярковський. – З покійним письменником ми зустрілись лише одного разу, але він, чесно кажучи, нас вразив, – він кинув оком на свою супутницю. – Особливо Саньку.

– Большой был оригинал, – кивнув Балтер. Окуляри старого сповзли на самий кінчик носа; очі застигли, вдивляючись у нетутешнє. – Но как поэт, так себе. Сплошные самоповторы.

Було помітно, що Антей Маркович хотів ще чогось додати, але Sаня вже вивела еспера з кабінету. Вона ледь не силоміць потягнула його до сходів, енергійно шепочучи:

– Ну ти й бівєнь, Ярковський, бівєнь стопудовий!

– Чому?

– Тому! – вона штурхнула його в ребра. – Якщо вже про щось здогадався, то тримай це при собі, а не тринди перед скунсами.

– Ага, – гмикнув Ярковський. – Я, значить, бівєнь, а вони – скунси.

– Слонячий бівєнь і нафталінові скунси, – звузила простір своїх метафор Sаня. – Цим