Рем Георгійович Симоненко - Тарас Шевченко та його доба. Том 2

что уже ему пора ехать за ними. «Что же? – сказал Пугачёв, – вы хотите изменить своему государю?» – «Что делать!» – отвечали казаки и вдруг на него кинулись. Пугачёв успел от них отбиться. Они отступили на несколько шагов. «Я давно видел вашу измену», – сказал Пугачёв и, подозвав своего любимца, илецкого казака Творогова, протянул ему свои руки: «Вяжи!» Творогов хотел ему окрутить локти назад. Пугачёв не сдался. «Разве я разбойник?» – говорил он гневно. Казаки посадили его верхом и повезли к Яицкому городку. Во всю дорогу Пугачёв им угрожал местью великого князя. Однажды нашёл он способ высвободить руки, выхватил саблю и пистолет, ранил выстрелом одного из казаков, и закричал, чтоб вязали изменников. Но никто уже его не слушал. Казаки, подъехав к Яицкому городку, послали уведомить о том коменданта. Казак Харчев и сержант Бардовский высланы были к нему навстречу, приняли Пугачёва, посадили его в колодку и привезли в город, прямо к гвардии капитанпоручику Маврину, члену следственной комиссии.

Маврин допросил самозванца. Пугачёв с первого слова открылся ему. «Богу было угодно, – сказал он, – наказать Россию через моё окаянство». Велено было жителям собраться на городскую площадь; туда приведены были и бунтовщики, содержащиеся в оковах. Маврин вывел Пугачёва и показал его народу. Все узнали его: бунтовщики потупили голову. Пугачёв громко стал уличать их и сказал: «Вы погубили меня; вы несколько дней сряду упрашивали принять на себя имя покойного великого государя, а когда и согласился, я долго отрицался, то всё, что ни делал, было с вашей воли и согласия; вы же поступали часто без ведома моего и даже вопреки моей воле». Бунтовщики не отвечали ни слова.

Один з найвидатніших полководців в історії О. В. Суворов розпитує О. І. Пугачова про його військові таланти

Суворов между тем прибыл из Узени и узнал от пустынников, что Пугачёв был связан его сообщниками и что они повезли его к Яицкому городку. Суворов поспешил туда же. Ночью сбился он с дороги и нашёл на огни, раскладенные в степи ворующими киргизами.

Суворов напал на них и прогнал, потеряв несколько человек, и своего адъютанта Милорадовича. Через несколько дней прибыл он в Яицкий городок. Суворов с любопытством расспрашивал славного мятежника о его военных действиях и намерениях и повёз его в Симбирск, куда должен был приехать и граф Панин.

Пугачёв сидел в деревянной клетке на двухколёсной телеге. Сильный отряд при двух пушках охранял его. Суворов от него не отлучался. В деревне Мостах (во сто сорока верстах от Самары) случился пожар близ избы, где ночевал Пугачёв. Его высадили из клетки, привязали к телеге вместе с его сыном, резвым и смелым мальчиком, и во всю ночь Суворов их караулил. В Коспорье, против Самары, ночью, в волновую погоду, Суворов переправился через Волгу и пришёл в Симбирск в начале октября.

Пугачёва привезли прямо во двор к графу Панину, который встретил его на крыльце, окружённый своим штабом. – «Кто ты таков?» – спросил он у самозванца. «Емельян Иванов Пугачёв», – отвечал тот. «Как же смел ты, вор, назваться государем?» – «Я не ворон (возразил Пугачёв, играя словами и изъясняясь, по его обыкновению, иносказательно), я воронёнок, а ворон-то ещё летает». – Надобно знать, что яицкие бунтовщики в опровержение общей молвы распространили слух, что между ими действительно находился некто Пугачёв, но что он с государем Петром III, ими предводительствующим, ничего общего не имеет. Панин, заметя, что дерзость Пугачёва поразила народ, столпившийся около двора, ударил самозванца по лицу до крови и вырвал у него клок бороды. Пугачёв стал на колени и просил помилования. Он посажен был под крепкий караул, скованный по рукам и по ногам, с железным обручем около поясницы, на цепи, привинченной к спине. Академик Рычков, отец убитого симбирского коменданта, видел его тут и описал своё свидание. Пугачёв ел уху на деревянном блюде. Увидя Рычкова, он сказал ему: «Добро пожаловать», – и пригласил его с ним отобедать. «Из чего, – пишет академик, – я познал его подлый дух». Рычков спросил его, как мог он отважиться на такие великие злодеяния? Пугачёв отвечал: «Виноват перед Богом и государынею, но буду стараться заслужить все мои вины». И подтверждал слова свои божбою (по подлости своей, опять замечает Рычков).

Говоря о своём сыне, Рычков не мог удержаться от слёз; Пугачёв, глядя на него, сам заплакал.

Наконец Пугачёва отправили в Москву, где его участь должна была решиться. Его везли в зимней кибитке на переменных обывательских лошадях; гвардии капитан Галахов и капитан Повало-Шейковский, несколько месяцев перед сим бывший в плену у самозванца, сопровождали его. Он был в оковах. Солдаты кормили его из своих рук и говорили детям, которые теснились у его кибитки: помните, дети, что вы видели Пугачёва. Старые люди ещё рассказывают о его смелых ответах на вопросы проезжих господ.

Во всю дорогу он был весел и спокоен. В Москве встречен он был многочисленным народом, недавно ожидавшим его с нетерпением и едва усмирённым поимкою грозного злодея. Он был посажен на Монетный двор, где с утра до ночи, в течение двух месяцев, любопытные люди могли видеть славного мятежника, прикованного к стене и ещё страшного в своём бессилии. Рассказывают, что многие женщины падали в обморок от его огненного взора и грозного голоса. Перед судом он оказал неожиданную слабость духа.

Вирок і страта Омеляна Івановича Пугачова та його найближчих соратників

Принуждены были постепенно приготовить его к услышанию смертного приговора. Пугачёв и Перфильев приготовлены были к четвертованию; Чика83 к отсечению головы; Шигаев, Падура и Торнов – к виселице; осьмнадцать человек – к наказанию кнутом и к ссылке на каторжные работы. Казнь Пугачёва и его сообщников совершилась в Москве 10 января 1775 года. С утра бесчисленное множество народа столпилось на болоте, где воздвигнут был высокий помост. На нём сидели палачи и пили вино в ожидании жертв. Около помоста стояли три виселицы. Кругом выстроены были пехотные полки. Офицеры были в шубах по причине жестокого мороза. Кровли домов и лавок усеяны были людьми; низкая площадь и ближние улицы заставлены каретами и колясками. Вдруг всё заколебалось и зашумело: везут, везут! Вслед за отрядом кирасиров ехали сани с высоким амвоном. На нём с открытою головою сидел Пугачёв, насупротив его духовники. Тут же находился чиновник Тайной экспедиции. Пугачёв, пока его везли, кланялся на обе стороны. За санями следовала ещё конница и шла толпа прочих осуждённых. Очевидец (в то время едва вышедший