Муракамі Харукі - Підземка, Муракамі Харукі

Несмотря на годы в больнице, официально она по-прежнему числится в супермаркете, который оказал нам немалую помощь после происшествия.

Живет в Сайтаме, работает поблизости в супермаркете — как же она оказалась в поезде, следующем в сторону Накано?

В тот день проводили семинарские занятия в районе Сугинами[40]. И вот ее послали. В апреле на работу поступают новички. А сестра отвечала за их обучение, и ей предстояло прослушать соответствующие курсы. Так было в прошлом году, в этом начальник опять отправил ее.

Накануне происшествия, 19-го марта в воскресенье, мы всей семьей покупали ранец моему сыну-первокласснику. Выехали из дома после обеда, вечером решили где-нибудь поужинать. Присоединилась сестра, и мы все вместе ели "удон". Обычно воскресенье — напряженный для супермаркетов день, но она смогла взять выходной, а раз так — прекрасный повод поужинать всей семьей. Мы часто ужинаем все вместе. Семья дружная.

За едой она сказала, что завтра собирается в Сугинами. Я предложил подвезти ее до станции. Я, так или иначе, отвожу детей в садик, затем забрасываю на станцию жену. Так что все по пути. Сам я затем ставлю машину на стоянку недалеко от садика и иду на электричку. Таким образом, посадив женщин на поезд первыми, мне предстояло бы ехать потом одному.

Сестра попыталась было возражать: дескать, можно доехать до линии Сайкё, а на Икэбукуро пересесть на Маруноути. Но это было долго. Зачем такой крюк, если я могу тебя проводить? — сказал я. Сейчас понимаю: не предложи я это, не попала бы сестра в беду.

Сидзуко любила путешествовать. У нее со школьной поры была одна очень хорошая подруга, с которой она, подгадав отпуск, иногда отправлялась в поездки. В супермаркете, в отличие от обычной фирмы, очень трудно взять отпуск на 3-4 дня подряд. Приходилось по очереди с другими использовать спокойные периоды.

Еще Сидзуко любила ходить в Диснейлэнд, и несколько раз там бывала со своей подругой. Когда ей удавалось брать выходной по воскресеньям, бывало, мы приглашали ее с собой. У нас остались фотографии с таких поездок. Сестра обожала всякие экстремальные аттракционы, американские горки; небезразличны к ним и мои жена и сын. Но не я. Пока они втроем катались на этой страшилке, я с младшенькой коротал время на обычной карусели. Если подумать, Диснейлэнд — то место, куда мы чаше всего выбирались всей семьей.

По памятным датам Сидзуко всегда покупала подарки. Будь то дни рождения родителей или моих детей, наша с женой годовщина свадьбы. Выходит, она держала в голове все дни наизусть. Помнила, у кого какие вкусы. Сама не пила, но для любивших выпить родителей отслеживала и при случае покупала вкусные напитки. Всегда была очень внимательна к окружающим. В туристических поездках непременно покупала домашним гостинцы, сослуживцам — печенюшки.

Но даже при этом время от времени на рабочем месте возникали проблемы. Человек она серьезный, болезненно реагировала на всякие мелочи, принимала близко к сердцу, видимо, вполне безобидные слова. Таким образом, ладила не со всеми. Отчетливо выражала свои пристрастия.

Извините за нескромный вопрос, она заводила разговоры о замужестве?

Встречалась с парнями, но — то "живет далеко", то "на кого я оставлю родителей". Дальше разговоров дело не шло. Я женился и жил отдельно, а она, видимо, чувствовала за родителей ответственность. Про себя думала: кто, если не я? У матери не гнулись колени, и она передвигалась с палочкой. Вот такое у нее чувство дочернего долга. Куда сильнее, чем у меня. Вдобавок к тому, развалилась фирма, в которой работал отец. С тех пор он так никуда не устроился. Вот сестра и решила, что должна стать экономической опорой родителей. Поэтому работала с энтузиазмом, не брала больничных, даже когда болела.

20 марта я первым делом забрал сестру из дома родителей, поехал на станцию, где высадил обеих женщин. На часах было четверть восьмого. Жена у меня работает, и в этот день ей нужно было пораньше. К половине восьмого я отвез детей в сад, затем направился на станцию и поехал в офис на Итабаси.

Если жена с сестрой сели в электричку на 7:20, то на Касумигасэки прибыли чуть раньше восьми. Там длинный переход с линии Тиёда на Маруноути, и уходит немало времени, чтобы перейти с платформы на платформу. Как раз попадают на поезд с зарином. Если подумать — один раз в году сесть в метро ради единственного семинара. Плюс ко всему зарин, наверняка, распылили в ее вагоне. Сплошное невезенье, да и только. Правда, трудно согласиться с тем, что это простое невезенье.

Сестра потеряла сознание на станции Накано-Сакауэ, откуда ее увезли в больницу. Врачи неотложки изо всех сил старались вернуть ее к жизни, но сами так надышались парами, что помощь впору было оказывать им самим. Нет, встречаться с ними не приходилось. Кто они такие — не знаю.

О происшествии я узнал, когда позвонили из головной конторы. Просто наша фирма находится рядом с линией Хибия, и несколько сотрудников пострадало. В ответ на вопрос, все ли у вас там в порядке, я спросил: в чем, собственно, дело? Включаю телевизор, а там такая шумиха. Прежде всего позвонил на работу жене — та говорит, что с ней все в порядке. Затем позвонил матери. Сестра всегда сообщала, случись что с ней. Но звонка не было. Еще подумал: сидит сейчас на своем семинаре.

Но мне все как-то не понравилось. Ведь по времени она могла в аккурат попасть в ту электричку. Я пытался уверять себя, что все в порядке, и хорошо, если ничего не произойдет. К тому же беспокойством делу не поможешь. У меня выезды, работы хватает. Я сел в машину и поехал к клиентам. Вдруг звонят с фирмы и говорят: немедленно позвони матери. Было это между 10:30 и 11:00. Спешно набираю номер. Оказалось, позвонили из полиции: судя по всему, Сидзуко получила увечья в метро и доставлена в больницу, поэтому приезжайте туда немедленно. Здание больницы располагалось в квартале Западный Синдзюку.

Тут же вернулся на фирму, домчался на электричке до Синдзюку, в больницу попал около двенадцати. Когда позвонили из фирмы, я поинтересовался состоянием и диагнозом, но ничего толком мне тогда не сказали. Пока в больницу не приедут близкие родственники, никакой информации. Спрашиваю: угрозы для жизни нет? Врачи говорят: состояние — между тяжелым и серьезным. Пока добрался до больницы, весь испереживался.

Приезжаю, а там собралось очень много пострадавших. Весь просторный холл заполнен больными. Им ставили капельницы, их осматривали окулист и терапевт. Здесь я впервые понял, что стряслось нечто экстраординарное. Но что к чему, понять не могу. По телевизору предполагали, что это отравление ядовитым газом. Более подробной информацией не обладал никто. Врач пояснениями себя особо не утруждал. Все, что удалось выяснить в тот день: люди надышались каким-то химическим удобрением.

В больнице меня не сразу пустили к Сидзуко. В палату вход был запрещен. Я хотел как можно скорее увидеть ее, самолично справиться о состоянии, но больница едва выдерживала наплыв пострадавших, к тому же врач сказал, что Сидзуко положили в палату интенсивной терапии, и встреча с ней возможна лишь в строго определенное время. Конкретно — 30 минут с половины первого до часа днем и час с семи до восьми вечером.

Но в таком тяжелом состоянии свидание в принципе невозможно?

Да, все было тщетно. Но, прождав около двух часов, я наконец-то ее увидел. Я не помню, как вытерпел эти два часа. Время тянулось долго. Было горько.

Когда я вошел в палату, Сидзуко лежала на кровати в больничном халате, ей делали диализ. У нее слабая печень, и нужно было очистить кровь от токсинов. Вокруг высились капельницы, глаза сестры были закрыты. Медсестра пояснила, что она сейчас спит. Я хотел прикоснуться к ней, но врач пресек мою попытку. Касаться было нельзя — без стерильных перчаток. Я склонился и сказал ей на ухо: Сидзуко, твой братец пришел. Тело сестры дернулось, будто она кивала. Мне показалось, что Сидзуко отреагировала на мой голос, но врач разочаровал меня, сказав, что в подобном состоянии это невозможно. Просто во время сна иногда возникают судороги, и с момента поступления в больницу с ней так было уже не в первый раз.

Цвет лица — как это ни прискорбно — как у мертвеца. Она выглядела не спящей, а скорее мертвой. На рот надета кислородная маска, лицо бесстрастное — по нему даже непонятно, тяжко ей, больно, или как? Кардиограф почти не шевелился и лишь изредка слегка подрагивал. В таком ужасном она находилась состоянии. Смотреть на нее было больно.

О состоянии пока судить трудно, только и сказал врач. Признаться, ночью можно ожидать кризиса. Здесь полный уход, и вам находиться нельзя. Я остался в комнате ожидания. Вдруг с ней что произойдет? Вернуться домой я не мог. На рассвете поинтересовался, как с ней, говорят: сейчас состояние стабильное.

В тот же день, 20 марта, к вечеру в больницу приехали родители и жена с детьми. Я понятия не имел, что с ней будет дальше, поэтому собрал всех, включая детей. Дети, естественно, маленькие — ничего не понимают. Но я взглянул на них, и напряжение у меня спало. Я невольно заплакал. Говорю: с тетушкой Сидзу стряслась беда, — и зарыдал… Дети обомлели. Они поняли, произошло что-то очень серьезное. Еще бы, отец так просто плакать не будет. Они на пару заголосили: папа, папа, не плачь! А у самих слезы на глазах.

Родители — люди старой закваски, они стойко вынесли удар, но, вернувшись домой, проревели до утра, а в больнице и виду не подали.

И я, и жена взяли недельный отпуск. Более-менее внятные пояснения врач сделал 22-го в среду. Давление и дыхание стали получше. Поправится еще немного, и начнут делать анализы мозга и прочего. Выходит, она лишь частично в стабильном состоянии, но не в стабильном.

О зарине ничего не говорили, лишь показали рентгеновские снимки и сказали, что в мозгу опухоль. Действительно, по сравнению с картинкой обычного мозга, у нее он был какой-то вспухший. Но что было тому причиной, зарин или кислородное голодание, до сих пор не знаю.

Сама дышать не может, поэтому ее подключили к аппарату искусственного дыхания. Но долго так продолжаться не могло, и 29-го ей в горле открыли клапан. И в таком состоянии она до сих пор.

Пока Сидзуко лежала в больнице на Синдзюку, я ездил туда каждый день.