Муракамі Харукі - Підземка, Муракамі Харукі

Торговля асфальтом требует денег. Что это значит? Фирме, продавшей нам асфальт, в конце каждого месяца необходимо непременно заплатить наличными. А строители стремятся расплатиться долгосрочными векселями. Дней так на 150. Чтобы заполнить эту брешь, приходится брать взаймы. Получаешь векселя, и обналичиваешь их со скидкой. Сделки примерно с десятью банками. Банковских займов на миллиард.

Почему у векселей такой долгий срок? Думаю, так принято с давних пор. Поэтому без финансовой силы этот бизнес не потянешь. Потому и насобирать денег на эту фирму оказалось непросто. Все, начиная с директора, заложили собственную недвижимость. Я тоже сделал свой вклад. Кроме того, производители сбывают продукцию большому количеству дилеров и требуют от них гарантии. Полный залог. Для больших партий требуется либо залог, либо банковские гарантии. Вот это и есть главная работа ответственного по финансам.

Сильно ли я занят? Как сказать. Не так сильно, как раньше. Экономический пузырь лопнул, условия работы фирм по недвижимости стали жесткими. К тому же отпустили цены на нефть. Нефтяные концерны импортируют нефть дешевле прежнего, проводят реструктуризацию. Это не может не сказываться на нас. Приходится проводить собственную реструктуризацию. Многие стройки заморожены. Остаются только муниципальные инвестиции.

Я вышел из дома раньше семи. До станции два километра — двадцать минут быстрой ходьбы. Это для здоровья. В последнее время, говорят, повысился сахар в крови. Вот я и подумал, что ходьба — лучшее средство. С Футаматагава до Иокогамы еду по линии Сотэцу, далее до Токио по линии Йокосука, там пересаживаюсь на метро и еду до станции Синдзюку-Сантёмэ[39]. На дорогу уходит около полутора часов. Даже если не удается сесть в вагоне на Токио, в промежутке между Гиндзой и Касумигасэки непременно, к своему удовольствию, сажусь.

20 марта жена гостила в доме родителей в Хакодатэ. Прошло сто дней со смерти ее отца, и нужно было выполнить кое-какие обряды. Я остался один. На Токийской станции пересел на линию Маруноути. Вошел в третий вагон. Как обычно. Когда покупаю молоко.

Покупаете молоко?

Да, когда покупаю молоко, всегда выхожу на станции Синдзюку-Гёэн.

Я на обед непременно пью молоко, и раз в два дня покупаю пакет в ближайшем магазинчике. Когда не покупаю, выхожу на 3-м квартале Синдзюку. И в таком случае сажусь в последний вагон. Почему? Фирма расположена как раз между этими двумя станциями, но с 3-го квартала немного ближе. А чтобы купить молоко в круглосуточном магазине, нужно выходить на Синдзюку-Гёэн. Иными словами, я через день выхожу то на Синдзюку-Гёэн, то на 3-м квартале Синдзюку. В тот день нужно было купить молоко, и я сел в третий вагон. Так и стал жертвой зарина. Что ж, не повезло.

В тот день мне досталось место прямо с Токийской станции. Народу было немного. Из показаний исполнителя Хиросэ я потом узнал, что он изначально зашел во второй вагон. По ходу вышел и пересел в третий. Затем на Отяно-Мидзу проткнул пакеты с зарином. Выходит, пакеты лежали рядом с местом, где сидел я. Средняя дверь в третьем вагоне. Время совпадает.

Но я увлеченно читал еженедельник "Даймонд" и не обратил внимания. Быть такого не может, навязчиво придирался потом ко мне прокурор, но я действительно не заметил. Противно, когда с тобой говорят так, будто подозревают.

Тем временем с организмом что-то начало твориться. Уже в районе станции Йоцуя стало плохо. Первым делом потекли сопли. Ни с того ни с сего. Простуда, что ли, подумал я. Постепенно затуманилась голова. Перед глазами стало темно, словно я надел солнечные очки. Все это происходило одно за другим, очень быстро.

Сначала я подумал, не кровоизлияние ли это в мозг или какое-нибудь помрачение рассудка. Подобного до сих пор у меня не возникало, но я понимал, что происходит нечто серьезное. Простуда — еще куда ни шло. Беспокоился, что прямо там упаду.

Окружающих не помню. Считал, что беда стряслась лишь со мной, вот и не обращал внимания на окружающих. Кое-как доехал до Синдзюку-Гёэн, там вышел. Пошатывает, вокруг все темно. Думаю, не к добру. Шагаю через силу. Без опоры не могу подняться по лестнице. Выхожу на улицу — а там словно бы ночь. Было тяжко. Но молоко все равно купил. Странно, да? Заглянул в круглосуточный магазин и купил пакет молока. Даже не думал этого не делать. Уже потом, размышляя о случившемся, я сам не мог понять: в таком состоянии — и молоко.

Пришел на работу, прилег отдохнуть в приемной. Но легче не становится, к тому же сотрудница советует обратиться к врачу. Пошел в больницу Синдзюку, что поблизости. Она располагается с левой стороны по дороге в сторону Синдзюку-Гёэн. Пришел туда около девяти. Пока ждал, зашел служащий и сказал, что в метро произошло нечто. Услышав это, я понял, что со мной. Нет, никакое не помрачение, и не кровоизлияние.

В больнице я провел пять дней. Хотел выйти раньше, но показатель холинэстеразы все никак не мог вернуться в норму. Пришлось оставаться. Врач советовал не торопиться, но даже при этом я вышел относительно быстро. В субботу я должен был присутствовать на свадьбе, говорю: нужно, кровь из носу. Темнота сошла через две недели. Хотя зрение по-прежнему неважное. Я вожу машину, но по ночам знаки и надписи видно плохо. Переделал очки, увеличил диоптрии. Недавно принял участие в Собрании общества пострадавших. Адвокат попросил поднять руки всех, у кого снизилось зрение. Оказалось, что таких очень много. Вот что наделал зарин.

С тех пор и память заметно ухудшилась. Забываю имена людей. Я контактирую с банкирами. Постоянно ношу в кармане записную книжку, чтобы при необходимости посмотреть, как зовут того или иного начальника отделения какого-нибудь банка. Раньше помнил их всех наизусть. Далее, я увлекаюсь го. Почти каждый день играю с сослуживцами после обеда. И если раньше я помнил все основное развитие партии, то сейчас в голове остается лишь ее часть. Списывал на возраст, но оказалось, что виноват не только он. Это не может не беспокоить. Сейчас только первый год, а что будет через два, через три года? Остановится на нынешнем уровне, или будет прогрессировать дальше?

К преступникам злости не чувствую. Считаю, что они просто плясали под дудку руководства организации. Даже когда вижу лицо Асахары по телевизору, ненависть не просыпается. Куда важнее побеспокоиться о тяжелых больных. При том, что с нами пока все в порядке.

Накануне мы ужинали всей семьей и говорили:

разве это не счастье?

Тацуо Акаси, брат тяжелобольной Сидзуко Акаси (37 лет)

Г-н Акаси — старший брат Сидзуко Акаси, получившей тяжелые увечья в результате зариновой атаки на линии Маруноути. Она по сей день проходит реабилитацию в больнице. Он торгует запчастями для автомобилей в районе Итабаси. Женат, имеет двоих детей.

После того как слегла его незамужняя младшая сестра, он вместо престарелых и больных родителей почти через день ездил в больницу и буквально выкармливал сестру с ложечки. Слушая его рассказ, мы своими глазами видели реальные сцены больничного ухода и понимали, насколько все непросто, — и, если честно, склоняли перед ним голову. Это не просто рассказ о личной жизни, о личной драме, в нем — отчетливое желание вернуть сестру в обычный мир. Ведь в таком виде оставлять ее нельзя — в этом стремление брата непоколебимо. Здесь и крепкие родственные узы, и чувство ответственности опоры семьи, здесь невыразимый словами гнев к тупому насилию, криминалу. Беседуешь — и просто чувствуешь это кожей. Лицо у него спокойное и улыбчивое. Говорит вроде бы мягко, но понимаешь, что где-то в глубине тихонько накапливается решимость и глубокая тревога.

За что серьезной и любящей родителей сестре, которая радовалась счастью собственной жизни, такая участь от рук непонятных людей?

До тех пор, пока Сидзуко не встанет на ноги, не выйдет из больничной палаты, его будет мучить этот вопрос.

Мы — брат и сестра. Я на четыре года старше. Между моими детьми разница тоже в четыре года. По словам нашей матери, их характеры и отношения между ними — совершенно такие же, как были у нас. Выходит, мы тоже часто дрались (смеется).

Но я не помню, чтобы мы с сестрой дрались. Если и было такое, то из-за таких мелочей, как раздел сладостей или телевизионный канал. Хотя мать говорит, появись в руках сестры сладости, непременно делилась со "старшим братиком". Копия моей дочери, которая, что-нибудь получив, говорит: "и брату тоже". Из-за чего это? Из-за младшего возраста? Или из-за того, что девочка?

Помню, сестра в детстве не была проблемным ребенком. Говоря о ней хорошо — ребенок с мягким характером, говоря плохо — "ко всякой бочке затычка". Например, плачет кто-нибудь в саду или школе, непременно подойдет, спросит, что случилось.

Очень аккуратная. Со средней школы вела дневник. Не пропускала ни дня, вплоть до вечера накануне инцидента. Я был куда неряшливей, и до дневника мне было далеко. Но стоило слечь сестре, меня это очень тронуло, и я начал вместо нее вести дневник. Записывал все события дня, хотел, чтобы она, поправившись, узнала, что с нею было. Исписал целых три тетради.

Окончив среднюю школу, сестра не стала поступать в старшую, а поступила в специализированную — кройки и шитья. Решение принимала самостоятельно. Родители к тому времени были уже в годах, и чем учиться в старшей школе, лучше было скорее получить специальность и перестать сидеть у них на шее. Помню, узнав об этом, сказал ей: ну ты даешь! О родителях беспокоится, серьезная. Даже не серьезная, а думает больше, чем нужно. Такие на скорую руку дела не делают.

Окончив эту школу, она поступила на работу в фирму раскроя, а фирма возьми да развались. Говорили, из-за плохого менеджмента. Проработала она там года три или четыре.

Сестра хотела использовать свой опыт дальше, но работников подобного профиля не требовалось, и она выбрала совсем иное поле деятельности — пошла работать в супермаркет. Конечно, расстроилась немного, но самоопределяться, бросив родителей, было не в ее характере. Поэтому оставалось лишь искать работу рядом с домом.

Здесь она трудилась десять лет. На работу ездила из родительского дома на автобусе. В основном отвечала за кассу. Десять лет — срок ветерана.