Сергій Анастасійович Гальченко - Остап Вишня. Невеселе життя, Сергій Анастасійович Гальченко

Не так страшно, как все кажется в первый момент. Крепость духа и спокойствие – вот что главное. Конечно, трудно в таких условиях крепиться, но ты не унывай. Я все же думаю, что в Москве как-то да улажу дело.

Было бы неплохо, если бы ты тоже написал в Москву, и мне кажется, что не мешает написать к Пешковой. Я точно узнаю ее адрес и тогда тебе телеграфирую, а ты не забудь, что я об этом буду давать телеграмму и не удивляйся, получив странный адрес. А тогда пиши письмо и не одно. Нужно как-то спасаться.

Ты не написал мне, как к тебе относятся в лагере все. Не очень ли плохо?

Напиши письмо и т. Горькому.

Про свидание я узнавала и в ГПУ, и так. Это делается через Москву, а если бы я захотела переселиться к тебе, то тоже через Москву. Думаю, что как-то добьюсь я положительных результатов. Буду надеяться.

Самое главное, чтобы ты не унывал, а тогда море по колено. Может быть твоя счастливая зорька еще не совсем тебе изменила?! Ну, мое солнышко, не надо так плохо на жизнь смотреть. Я тебя люблю и каждую минуту думаю о тебе. Ты смотри, может быть твоя судьба зависит уже от местной власти, так ты там разузнай, что нужно и кому подавать всякие прошения. Теперь нечего гуманничать, довольно, что ты тут вел себя довольно скромно и думал, что такое милое отношение к нам есть признаком хорошим, а это только хороший тон был, и теперь ты видишь, что окончилося все куда хуже, чем мы думали. Ну, ничего, думаю, что я все-таки добьюсь в Москве правды.

Буду добиваться к т. Горькому и к Пешковой. Напишу письмо т. Сталину и т. Кагановичу. Все равно теперь мне все пути не будут страшны. Ты не думай, что меня может испугать дорога к тебе в Чибью. Я все равно приеду, если бы это было и на о. Вайгач. Без тебя я не мыслю себе жизнь. И если действительно нам не придется никогда уж увидеться, то ты знай, что каждый час, каждую минуту я с тобой, думаю про тебя, живу с тобой и болею твоими муками. Если бы ты знал, как мне тяжело бесконечно, что все так случилось. Как бы я хотела нести вместе с тобой всю тяжесть твоего изгнания, все муки и боли… Я буду добиваться, чтобы меня тоже направили к тебе, если это только будет возможно. Нам вместе будет не так обидно. Может быть меня не допустят к тебе в наказание, но я думаю, что нет же на свете такого тяжелого преступления, чтобы и его не прощали, да еще в Советском Союзе. Ты не очень падай духом, все как-то «образуется», как ты говоришь. Подожди немного. Авось да и получится что-нибудь из моего путешествия в Москву.

Потерпи немного, мой родненький, дорогенький, золотенький… Солнышко мое, мій миленький хлопчик…

І немає там у тебе ні дєдушки, ні бабушки, ні папи, ні мами… А на далекой Украине сидит бедная женщина и строит фантастические планы будущей жизни.

Как все это тяжело, мой мальчик… Как все прошло в вечность, и наша жизнь вместе, и наши маленькие невзгоды кажутся сейчас такими глупенькими, ненужными и смешными… Как человек странно живет, а когда ему приходится наконец встретить настоящее горе, то он оказывается совсем к этому неприготовленным и несчастным… Вот когда началась настоящая борьба, настоящие трудности.

Но мы их победим. «Нет таких фортеций, каких не взяли бы большевики».

А живем мы в Советском Союзе, и не может быть, чтобы не было возможностей для каких-то изменений в лучшую сторону.

Самое главное – не теряй надежды и будь уверен, что маленькая, бедная женщина на далекой Украине будет делать все, что в ее силах для того, чтобы хотя немного облегчить твою тяжелую участь. Думаю, что мне удастся добиться каких-то преимуществ для тебя. Все, все, что только в моей силе, я сделаю. Ну а если ничего, то во всяком случае я думаю, что с тобой я буду вместе; в этом, мне кажется, не будет препятствий. Ну что же – далекий север будет нам второй отчизной и, думаю, не хуже, чем юг.

А пока нужно подождать и немного пострадать… И это в жизни необходимо. Правда?! Мое хорошее солнышко, не унывай! Не скучай! Мы еще с тобой увидимся!

Будь спокойный, пока я еще жива – все, что в моих силах будет, я сделаю… Барахла хватит на поездки и к тебе, и в Москву. А на дальнейшее задумывать теперь нельзя, потому что каждый день приносит новые сюрпризы.

Так хочется сказать тебе много, много хорошего, но разве можно передать на словах то, что чувствуешь, что дрожит в скрытых уголках моего существа… Только одно знай, что нет для меня радости в жизни без тебя и что я страдаю еще больше от той мысли, что нас могут так разлучить, что мы никогда не увидимся с тобой…

Как это страшно… Но этого не может быть… Было бы слишком жестоко и незаслуженно такое тяжелое наказание… Я верю, что все будет не так ужасно.

Буду просить, буду умолять. Большевики не могут быть жестокими…

Думаю о тебе все время, и ты будь спокойный, знай, что в нашем большом Союзе есть человек, который живет для тебя и думает о тебе и болеет за тобой. Пусть это будет тебе толчком для борьбы.

Для меня нет никаких преград и все я перенесу без ропота и слез, вот только над твоими письмами речкой разливаются слезы, а так мне ничего не страшно… Много в жизни я перенесла с тех пор, как тебя у меня отняли, много еще перенесу, но знай, что для меня это не тяжело и не больно. Я с гордостью буду нести и дальше положенный на меня «обов’язок» забот о тебе и о детях. Детям дам все, что возможно и что в моих силах, а тебя никогда не забуду и всю свою жизнь и силы положу для вас.

Я не пишу тебе о том, чтобы ты меня не забывал. Из твоих писем я вижу, что это невозможно и такими глупостями даже не забиваю себе голову.

Мы с тобою будем вместе еще жить и строить большое дело нашей страны. Мы – маленькие винтики, необходимые в большой машине, принесем пользу и на далеком севере с