Сандра Міст - Подвійне життя

— Вы всегда, когда зовут вас и предлагают что-то сделать, думайте: а кто в этом заинтересован? Потому что кто-то всегда бывает заинтересован, а я слышу, что тема у вас нынче модная. Подумайте: кому это надо?

А потом профессор попросил разрешить ему дать оценку «каждому из уважаемых молодых людей».

— Из того, что я услышал, вы говорили на интересные темы, называли известные фамилии, и я хочу сделать небольшой вывод, оценив вас. Вы оба очень молодые и очень талантливые люди, умные люди. И Григорию за то, как он говорил, я бы поставил пять. Александре я бы поставил пять с плюсом.

— Так от, цей Григорій зараз навчається на другому курсі аспірантури. А наша Сандра розмірковує, як і чи варто жити далі. Хоча питання «чи варто?», здається, її, слава Богу, не хвилює. Вона хоче слави. Вона шукає натхнення, ні, не так — вона чекає на натхнення у пошуках. Воно завжди приходить. Вона добре знає, чого хоче, але інколи боїться, що хоче забагато.

— Сандра практично нічого для своєї мети не робить. І це схоже на діагноз.

Не так давно бабушка напомнила мне, сколько всего я оставила в своей жизни. Я оставила шахматы и я не поступила в аспирантуру. Это правда.

Живешь и даже не подозреваешь, что осуществляешь такие широкомасштабные акции.

Но у меня все еще есть надежда. Надежда на то, что моя жизнь будет не компромиссом с моей душой, а тем, что я хочу по-настоящему. Что этот тупик...  рассосется, что ли.

Кабінет Порадника.

— Я вкотре бачив її сон, є в неї такий один з кількох снів, що постійно повторюються. Це теракт в аудиторії рідного університету. Усе починається з того, що Сандра начебто прямує коридором...

…а возле одной из аудиторий толпятся студенты, преподаватели, суетится милиция. У милиционеров рации, они что-то истерично кричат в них друг другу, они говорят, что происходит чрезвычайное происшествие. И никто не знает, что делать.

И Сандра беспрепятственно проходит буквально сквозь людей и стену и оказывается внутри аудитории, где в самом центре стоит стул, к нему кто-то привязан, это женщина, кажется, я ее знаю, я догадываюсь, кто это. Скорее всего, ты та, которая и есть некая Праматерь, вечный образ, который водит нас по пустыням, который водит нас по площадям. Рядом с тобой сидит мужчина — нечто среднее между Ганнибалом Лектером и чеченским ваххабидом, поистине дьявольская смесь. Он далеко не тупой агрессор, он пришел сюда со своей идеей, которая каким-то образом затрагивает и меня. И Праматерь для него — магнит, приманка, на внутренний зов которой невозможно не прийти. Наконец-то все в сборе. А, ну как же: в аудитории за столами сидят те, кто не успел вовремя покинуть совещание факультета, в основном преподаватели, они сидят, перехватив дыхание, мертво, сидят и смотрят, смотрят, смотрят, это просто глаза, которые смотрят на жертву, на душегубца — он весь обвешан гранатами — на вошедшую самоубийцу, на двери аудитории, на свои руки, на свою прошедшую, как уже всерьез кажется, жизнь, и снова на жертву, на чеченца с глубоким, почти набожным взглядом, на меня.

… Я вхожу и тут же упираюсь взглядом в холодные, но не пустые глаза убийцы. Без сомнения, он ждал меня, именно меня, вот уже час, вот и сложилась мозаика, теперь все в сборе, Праматерь, она тоже уже отчаялась, здесь минута за две, наверное, он поднимается, как в замедленном фильме, самом заторможенном фильме в этом мире, берет стул и ставит его сбоку, возле окна, возле себя и предлагает мне присесть. Я сажусь, я достаю сигарету, закуриваю, мы молчим, и все молчат вместе с нами. Я курю очень долго, аудитория медленно заполняется дымом, я прекрасно понимаю, что и так всем несладко, еще этот разъедающий глаза дым, но я знаю, что именно это должно происходить сейчас по сценарию. Ты, моя извечная, единственный человек, на зов которой я могла прийти, услышав его, убийца, люди, на первый взгляд случайно оказавшиеся в этом месте в такое время, я, затягивающаяся бесчисленное количество раз на стуле возле окна.

Она — цена нашего противостояния. И я не позволю.

Мы смотрим друг другу в глаза и узнаем себя, встречаем друга и злейшего врага одновременно, судьбу, когда мы втроем писали это, наверное, от души смеялись, все взаправду в этом иллюзорном мире. Возраст наших жизней состоит из 23 и 40 лет, и это — настоящее событие для нас. Я не знаю, о чем в данный момент думает Праматерь, в состоянии ли она вообще думать в такой обстановке. Мы празднуем свершение своих судеб — единой судьбы, высшую реализацию, апогей воплощения, который только мог произойти, только когда самый дорогой человек из всех Богом сотворенных, находится в заложниках.

Я с трудом могу пошевелиться, впрочем, я сижу неподвижно. Он тоже сидит без движения, не меняя позы: туловище слегка наклонено вперед, руки сцеплены в замок. Внезапно я выхожу из состояния оцепенения.

Что-то резко меняется. Я перевожу взгляд на Праматерь и у меня снова перехватывает дыхание. Страха стало меньше. Страха больше нет вовсе, сидящие в аудитории зрители — не в счет. Зрители — всего лишь зрители, их страх — только показатель высокого кинокачества.

Праматерь.

Она привязана к стулу, но сидит так, словно только что наконец-то заняла трон, принадлежащий ей по праву. Невидимые нити достоинства исходят от нее и опутывают, нет, не так — мягко, но ощутимо обволакивают Сандру с головы до ног, с головы до ног, теперь она смотрит Сандре в глаза.