Vitalii Voyt - Битва за "Гамалей" або війна відьом, Vitalii Voyt

Её голос звучал низко, мелодично, с бархатными нотками, будто в нём эхом отзывались старинные песни, о которых давно забыли.

В отличие от Николиты, предпочитавшей природные оттенки — зелёный, серо-голубой и коричневый, — Габриэль облачалась в тёмные, почти угольно-чёрные одеяния, подчёркивая свою силу. Однако в её облике не было отталкивающей суровости. Скорее — скрытая, тонкая угроза, подавленная, но ощутимая. Та самая сила, что, казалось, передалась её дочери — Эллее.

Борисон, задумчиво глядя на Булика, нарушил напряжённую тишину:

— Я более чем уверен, Булик, что ты считал себя единственным хранителем камня. Но это не так. Видишь ли, первым меренгалом, кому было поручено хранить Гамалей, был я.

Булик удивлённо прищурился, но не стал перебивать, ожидая продолжения.

— Мы, меренгалы, — Борисон говорил медленно, словно взвешивая каждое слово, — не поддаёмся влиянию камня так, как обычные существа. Его сила не затмевает нам разум, не манит, не выжигает душу. Именно поэтому мы были избраны… идеальными стражами. Но у нас есть одна слабость.

Он замолчал, вглядываясь в отблески огня, и его голос, когда он заговорил вновь, стал ещё тише.

— Мы уязвимы перед обманом. Ложь, интриги… мы слишком доверчивы, когда дело касается обещаний. И я пал жертвой этой слабости.

Пламя вспыхнуло ярче, на миг вырисовав на огненных языках орден и шести женщин.

— Габриэль и её сообщницы заставили меня поверить, что лучшая судьба для камня — быть в их руках. Полное, безоговорочное владение его силой. Они сделали так, что я сам отдал им то, что поклялся защищать.

Пламя вновь затухло, оставив после себя лишь едкий дым, а в глазах Борисона мелькнуло что-то похожее на раскаяние.

— Ведь Николита… — Борисон говорил почти шёпотом, но его голос, казалось, разносился далеко за пределы костра, — всеми силами пыталась защитить Гамалей. Она пришла в Храм Древних, надеясь провести обряд, который позволил бы разорвать связь камня с теми, кто уже начал подчиняться его силе. Но это была ловушка…

Он замолчал, и лишь треск огня нарушал затянувшуюся тишину.

— Шесть ведьм. Когда-то они соблюдали баланс между добром и злом, но камень… — Борисон с горечью покачал головой. — Камень исказил их разум. Он стал для них источником безграничной силы, а Николита была угрозой.

Борисон сжал пальцы в кулак, не поднимая взгляда:

— И самое ужасное, что именно я… сообщил ордену ведьм, где и когда Николита собирается провести обряд, надеясь разорвать влияние камня. Именно я предал её.

Вспышка пламени отразилась в его глазах, полных боли.

— Когда она зашла в Пантеон, думая, что находится в безопасности, именно я… — его голос дрогнул, — открыл те самые двери, которые она сама запечатала древним заклятием.

В воздухе повисло тяжёлое молчание.

— И тогда началось сражение… то самое, которое могло закончиться куда хуже. Ведьмы окружили её, но их было шестеро, и они действовали, как единый разум. Мной уже овладело чужое влияние, я был словно кукла в чужих руках. Они подчинили меня, заставили обмануть её… И главную роль в этом предательстве сыграла Габриэль.

Он резко замолчал, будто говорил слишком много. Пламя костра плясало в его глазах, отбрасывая зловещие отблески на лицо.

— Но в какой-то момент… — прошептал Борисон, — я понял, что натворил. Осознание накрыло меня с таким ужасом, что едва не лишило рассудка. Единственное, что я мог сделать, — открыть портал… призвать другого меренгала.

Его взгляд медленно скользнул к Булику.

— И тогда появился ты, Булик. Ты явился, когда исход был почти предрешён. Именно ты спас Николиту, ты забрал её и камень, перенёс в город Гареш, вдали от тьмы, что их окружала.

Борисон опустил голову:

— Единственное, чего ты не помнишь… — его голос стал ещё тише, — это то, что я переместился вместе с вами. После столь тяжёлого перехода сквозь портал ты потерял сознание. Николита долго ухаживала за тобой, исцеляя раны не только тела, но и духа.

— В тот день, когда я осознал свою ошибку, я набрался смелости и рассказал обо всём Николите, — Борисон замолчал, оглядывая костёр, как будто в огненных языках видел отражение своего прошлого. — Я был готов встретиться с последствиями. Но Николита…

Он сжал кулаки, как если бы пытался удержать в себе нарастающее чувство вины.

— Она не стала меня осуждать. Вместо этого она сказала: «Если всё произошло, значит, это была воля судьбы. История с Гамалеем лишь начинается… Ты всё ещё можешь всё исправить».

Глаза Борисона на мгновение потемнели, и его голос стал низким, обвёрнутым в нити древней магии.

— Она поверила в меня, поверила, что если однажды я был избран хранителем камня, то останусь им до самого конца, до того момента, пока не будет решена судьба Гамалея.

Он замолчал на секунду, а затем тяжело вздохнул, взгляд его снова стал ясным, но усталым.

— Для того чтобы очистить меня, Николита изменила мой облик. Я стал таким, каким вы меня видите сейчас — это было её решением. Это был её дар.

Его голос наполнился отголосками древних чар, словно каждое слово было в своей сути заклинанием.

— Она не просто изменила моё лицо, она дала мне силы. Силы, что проснутся в самый нужный момент. Я не знал, что это будет за момент… Но я знал, что Николита не ошибается. Она не верила в случайности.

Борисон на мгновение закрыл глаза, будто пытаясь сдержать внутреннюю бурю. Когда он вновь открыл их, то был ещё более решителен.

— Прошли годы. Я не видел Николиту. Но я дал себе слово — искупить свою вину. Платить за то, что я позволил произойти.

Его лицо потемнело от воспоминаний, и огонь в костре, словно отвечая ему, подёрнулся чёрным дымом.

— И вот… несколько дней назад я получил весточку от неё. Она сообщила мне, что вы с Эллеей и Булик направляетесь в город Дугоншит. С того самого момента, как вы ступили на этот путь, я следил за вами, как тень, скрытая среди мрака. Мой взгляд никогда не покидал вас, ибо я знал — если вы попадёте в беду, я должен быть рядом, чтобы не позволить случиться ещё одной трагедии.