Рем Георгійович Симоненко - Тарас Шевченко та його доба. Том 2

дружбу зі своїми товаришами О. С. Пушкін вірив і пишався ними все своє життя. Ось приклади, запозичені з його «Щоденника»:

«1822

После обеда во сне видел Кюхельбекера.

1 июля день счастливый.

Пушкин.

1827 / 15 октября…

Один из арестантов стоял, опершись у колонны. К нему подошёл высокий, бледный и худой молодой человек с чёрной бородой в фризовой шинели, и с виду настоящий жид – я и принял его за жида, и неразлучные понятия жида и шпиона произвели во мне обыкновенное действие; я поворотился им спиною, подумав, что он был потребован в Петербург, для доносов или объяснений. Увидев меня, он с живостию на меня взглянул.

Я невольно обратился к нему. Мы пристально смотрим друг на друга – и я узнаю Кюхельбекера96. Мы кинулись друг к другу в объятия. Жандармы нас растащили. Фельдъегерь взял меня за руку с угрозами и ругательствами – я его не слышал. Кюхельбекеру сделалось дурно. Жандармы дали ему воды, посадили в тележку и ускакали. Я поехал в свою сторону. На следующей станции узнал я, что их везут из Шлиссельбурга, – но куда же ли?»97

Микола І у боротьбі з повсталими військовими поселеннями

У пушкінському «Щоденнику» зафіксовано не лише сумні, але разом з тим і радісні нотатки про пам’ятні зустрічі з товаришами по серцю й спільними прагненнями друзями. В них йдеться й про суцільно сумні переживання, пов’язані з одверто насильницькими діями царя Миколи І проти повстанців так званих аракчеєвських «військових поселень».

Звертаємось до запису від 26 липня 1831 р.:98 «Вчера государь император отправился в военные поселения (в Новгородской губернии) для усмирения возникших здесь беспокойств. Несколько офицеров и лекарей убито бунтовщиками. Их депутаты пришли в Ижору с повинной головой и с распискою одного из офицеров, которые перед смертию принудили бунтовщики показать, будто бы он и лекарь отравливали людей. Государь говорил с депутатами мятежников, послал их назад, приказал во всём слушаться графа Орлова99, посланного в поселения при первом известии о бунте, и обещал сам к ним приехать. “Тогда я вас прощу, – сказал он им. – Кажется, всё усмирено, а если нет ещё, то всё усмирится присутствием государя”»100.

Останніми днями того-таки липня 1831 року читаємо: «Бунт в Новгородских колониях усмирён его присутствием, – наводить «Щоденник» заангажований офіційний урядовий коментар. – Несколько генералов, полковников и почти все офицеры полков Аракчеевского и короля Прусского почти все перерезаны. Мятежники имели списки мнимых отравителей, т. е. начальников и лекарей. Генерала они засекли на плаце; над некоторыми жертвами убийцы ругались. Посадив на стул одного майора, они подходили к нему с шутками: «Ваше высокоблагородие, что это вы так побледнели? Вы сами не свои, вы так смирны», – и с этим словом били его по лицу. Лекарей убито 15 человек; один из них спасён больными, лежащими в лазарете. Этот лекарь находился 12 лет в колонии, был отменно любим солдатами за его усердие и добродушие. Мятежники отдавали ему справедливость, но хотели, однако же, его зарезать, ибо и он стоял в списке жертв. Больные вытребовали его из-под караула. Мятежники хотели было ехать к Аракчееву в Грузино, чтобы убить его, а дом разграбить. 30 троек были уже готовы. Жандармский офицер, взявший над ними власть, успел уговорить их оставить это намерение. Он было спас и офицеров Прусского короля, уговорив мятежников содержать несчастных под арестом; но после его отъезда убийства совершились. Государь обедал в Аракчеевском полку. Солдаты встретили его с хлебом и мёдом. Арит101, находившийся при нём, сказал им с негодованием: «Вам бы должно вынести кутью». Государь собрал полк в манеже. Приказал попу читать молитвы, приложился ко кресту и обратился к мятежникам. Он разругал их, объявил, что не может их простить, и требовал, чтобы они выдали ему зачинщиков. Полк обещался. Свидетели с восторгом и с изумлением говорят о мужестве и силе духа императора.

Восемь полков, возмутившихся в Старой Руссе, получили повеление идти в Гатчину»102.

Запис у незабутню дату – 14 грудня:

«11-го декабря получено мною приглашение от Бенкендорфа явиться к нему на другой день утром. Я приехал. Мне возвращён «Медный всадник» с замечаниями государя. Слово кумир не пропущено высочайшею ценсурою; стихи:

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва,

Как перед новою царицей

Порфироносная вдова —

вымараны. На многих местах поставлен (?), – всё это делает мне большую разницу. Я принужден был переменить условия со Смирдиным103».

Цього ж таки пам’ятного дня О. С. Пушкін лишив красномовний запис: «Кочубей и Нессельроде получили по 200 000 на прокормление своих голодных крестьян. Эти четыреста тысяч останутся в их карманах. В голодный год следует должно стараться о снискании работ и о уменьшении цен на хлеб; если же крестьяне узнают, что правительство или помещики намерены их кормить, то они не станут работать, и никто не в состоянии будет отвратить от них голода. Всё это очень соблазнительно. В обществе ропщут, – а у Нессельроде и Кочубей будут балы (это также есть способ льстить двору)»104.

Ставлення Пушкіна до царської «ласки»

Новий 1834 р. не змінив ані ставлення й намірів царя Миколи І до Пушкіна, ані позиції й творчих планів поета на майбутнє. 1 січня в його «Щоденнику» записано: «Третьего дня я пожалован в камер-юнкеры (что довольно неприлично моим летам). Но двору хотелось, чтобы Наталья Николаевна танцевала в Аничкове. Так я же сделаюсь русским Dangeau»105.

У новорічному записі за 1834 р. він відзначає: «Встретил Новый год у Натальи Кирилловны Загряжской106. Разговор со Сперанским о Пугачёве, о Собрании законов, о первом времени царствования Александра, о Ермолове etc».

Через тиждень, 7 січня: «Государь сказал княгине Вяземской: “J’espere que Pouchkine a pris en bonne part sa nomination. Jusqu’a present in m’a tenu parole, et j’ai ete content de lui” etc. etc. 107. Великий князь намедни поздравил меня в театре: – Покорнейше благодарю, ваше высочество, до сих пор надо мною все смеялись, вы первый меня поздравили»108. За десять днів, 17 січня, у «Щоденнику» запис: «Бал у графа Бобринского, один из самых блистательных. Государь мне о моём камер-юнкерстве не говорил, а я не благодарил его. Говоря о моём «Пугачёве», он сказал мне: «Жаль, что я не знал, что ты о нём пишешь; я бы тебя познакомил с его сестрицей109, которая тому