Леонід Добрянський - Рід Добрянських. Генеалогія і спогади, Леонід Добрянський

В связи с расширением строительства росло и количество вольнонаемных работников, особенно инженеров и техников, как на трассе канала, так и в Управлении строительства. В технический отдел влилась молодежь, окончившая техникумы. Отдел в основном стал молодежным.

Размещение в огромном помещении без всяких перегородок большого числа людей - мужчин и женщин - способствовало развитию знакомств между ними, контактов, дружбы, часто переходившей в интимные связи. Возникали романы, заключались, конечно, не часто, браки. Все это, однако, не влияло на дисциплину труда, ее уровень оставался высоким, так как работавшие всегда находились под неослабным наблюдением начальственного ока.

Наше начальство - уважаемый Владимир Дмитриевич Журин - крепко сколоченный 43-хлетний мужчина с седоватой гривой волос на голове стал ухаживать за молодой смазливой чертежницей. Многие сотрудники улыбались, видя эту необычную парочку. Хургель также был неравнодушен к одной молодой дамочке и страдал от того, что у него был удачливый соперник.

Заместитель начальника отдела 60-летний Георгий Александрович Чернилов женился на молодой стройной армянке. Была свадьба в столовой в присутствии избранных гостей. Георгий Александрович танцевал с молодой женой.

Эти штрихи из личной жизни наших начальников никак не влияли на их авторитет в наших глазах. Мы глубоко уважали наших трудолюбивых, высокообразованных, интеллигентных руководителей.

У меня, после неудавшегося романа с Клавдией, не было серьезных, глубоких увлечений женщинами, и о том, что случалось в дальнейшей моей жизни, писать в этих записках не буду.

Вечером в выходные дни в клубе устраивались танцы. Под звуки духового оркестра молодежь танцевала вальсы, модное тогда танго. Я не помню, кроме этих танцев, каких-либо других видов клубной самодеятельности. Возможно, ее и не было из-за работы в вечернее время.

В клубе устраивались партийные собрания Управления строительства. Одно из них мне хорошо запомнилось. Разнесся слух, что к нам в Управление приедет Сталин. Потом выяснилось, что Сталин побывал на трассе канала. В Управление строительства приехали: первый секретарь МГК партии Хрущев, член Политбюро Каганович и нарком внутренних дел Ягода. Хрущев - широкоплечий, плотного телосложения, небольшого роста. Лицо у него широкое, белое. Ягода - тощий, лицо желтое, испитое, по всей видимости, больной человек. Каганович, не в пример им, имел вид очень свежий - краснощекий, упитанный, моложавый человек. Секретарь парткома от лица парторганизации строительства приветствовал гостей. Затем слово взял Каганович. Он говорил громко, резко; что говорил, не помню.

С некоторых пор, проживая еще в студенческом общежитии в Марьиной роще, я начал ощущать какую-то усталость в теле. Считая, что она - следствие моего малоподвижного образа жизни, я стал для ее преодоления принимать ежедневно холодный душ. Однако это не помогло. Однажды, уже работая на МВС, я случайно надавил себе на шейные позвонки и ощутил боль. Боль ощущалась при надавливании во всех позвонках позвоночника, а также в мышцах шеи, лопаток, конечностей и поясницы. Я обратился к врачу. Он решил: воспаление корешков спинно-мозговых нервов. Рекомендовал избегать охлаждения тела, холодного душа, купаний и направил меня на врачебную комиссию. Врачебная комиссия подтвердила диагноз и назначила мне лечение на бальнеологическом курорте Цхалтубо в Грузии.

Летом 1933 года я получил отпуск и путевку на курорт и уехал в Цхалтубо. Там я лечился, принимал термальные (36°-37°) радоновые ванны. В Цхалтубо профессор медицины, выслушав меня и обследовав, обратил внимание на мою худобу и пришел к заключению, что у меня - ревматоидное поражение периферических нервов.

В результате лечения болевые ощущения в позвоночнике перестали меня беспокоить, но боли в нервах конечностей, хотя и притупились, но все же ощущались.

В иное время другой ученый медик нашел, что у меня мышечный ревматизм. Оба медика были правы. Моя болезнь возникла не тогда, когда я ощутил боль в позвонках. Она возникла в далекие годы моего детства. Как я писал в первой части моих воспоминаний, мой отец построил дом на хуторе у Ермакея по украинскому образцу с толщиной стен порядка 40 сантиметров, а не 60, как принято в Башкирии, где зимы весьма суровые. Обычно все мы - три брата-подростка: Иван, я, Петя, а также сестры - спали вповалку на земляном полу, причем я был крайним у наружной стены. На пол настилался толстый слой соломы, а по ней - рядно. В изголовье и укрываться использовалась одежда (кроме праздничной). В зимнее время ночью, когда печи остывали, в хате стоял жуткий холод. Этому способствовало также и одинарное остекление окон. Я спал крепко, свернувшись калачиком, открыв во сне спину холоду, шедшему от стены. Это регулярное охлаждение спины и привело к заболеванию периферических нервов. Впервые заболевание выявилось, когда мы с братом Петей в школьные годы жили в Давлеканове у Ликаниды. Там мы тоже спали на полу, а пол был в щелях. Однажды, проснувшись, я не мог, как мне казалось, вдохнуть полной грудью, что-то сдавливало, как невидимым обручем, грудную клетку. Так началось у меня время от времени возникавшее затруднение дыхания. Когда меня призвали в Красную Армию в 1919 году, врачи не обнаружили у меня какого-либо заболевания, нашли, что я здоров и годен к военной службе.

Возникавшее временами затруднение дыхания было у меня и во время службы в армии. Будучи на курорте в Гурзуфе, я записал в дневнике:

«18.10.1925 г. У меня стесненное дыхание. Что-то как будто не дает обирать легкими полностью воздух. Проклятие! Здоров во всех отношениях, но это стеснение в груди делает меня несчастным. Сколько лет уже оно меня мучит!

24.10.1925 г. Уже дня три как чувствую себя великолепно. Стесненности дыхания не ощущаю».

Впоследствии это ощущение стеснения дыхания притупилось, и я привык к нему. И только в институте вследствие неумеренного увлечения холодным душем, а потом - купаний в реке (во время работы на МВС) болезнь приняла острые формы, и потребовалось санаторное лечение.