Рем Георгійович Симоненко - Тарас Шевченко та його доба. Том 2

необходимым содействие всех сословий; в народе искали они помощи, без которой всякое изменение непрочно; собственным же своим положением убеждались, что частная воля, частное желание ничтожны без сего всемогущего двигателя в политическом мире. Славяне все без исключения люди молодые, пылкие, доверчивые и решительные, не могли ограничиваться одними желаниями: деятельность сделалась потребностью их души, жаждущей овладеть желаемым. Равенство и даже подчинённость в стремлении к общему делу не могли устрашить тех, которые не вкусили ещё яда власти.

Однако, несмотря на разномыслие в средствах и образе действий, сии люди соединились и поклялись, жертвуя всем, достигнуть цели. Сближение сие, конечно, изменило несколько характер Васильковской управы, но не могло вполне пробудить её от бездействия. Славяне же, укреплённые новыми силами, начали ещё с большим рвением действовать на своих подчинённых. Плодом их действия было восстание Черниговского полка, которое составляет главный предмет нашего рассказа. Сила обстоятельств заставила, может быть, несколько ранее, нежели следовало, и надолго удалила Россию от того благоденствия, которое ей обещало сие благородное усилие людей истинно благомыслящих…»263.

Труднощі зміни первинного плану повстання й створення нового

«Из Любара Муравьёвы вместе с Бестужевым направились через Бердичев на Паволочь. План действий не был ещё достаточно ясен, что и было естественно: положение оказывалось, несмотря на всю подготовку, новым, необдуманным. Возникали и отпадали предположительные решения, мысль лихорадочно искала правильного выхода из сложнейшей и почти невероятной по трудности обстановки. Колебания не исчезли у самого Муравьева. У него малькала мысль доехать из Бердичева к Паволочи до своего полка и «скрывшись там, узнать все обстоятельства изыскания нашего и по сим известиям решиться уже на что-нибудь». Но обстановка ещё не вполне уяснилась. Поддержат ли восстание другие полки? Это был важнейший в данный момент вопрос.

Порятунок від переслідувань царських жандармів у зоні квартирування Чернігівського полку

Тем временем жандармы и Гебель, узнав в Житомире, что Муравьёвы уехали, бросились по их следам в Любар по Бердичевской дороге, но и там никого не застали. У корчмы они неожиданно съехались ещё с одним жандармом. Жандармский поручик Ланг вёз приказ о новом аресте: правительство приказывало захватить поручика Полтавского пехотного полка Бестужева-Рюмина…

Сначала Ланг поскакал в Бердичев, где «хозяин квартиры» Бестужева сказал, что тот уехал в Любар, Гебель сообщил Лангу, что в Любаре Бестужева уже нет, и теперь весь состав погони ринулся опять в Бердичев, где было выяснено, что Муравьёвы выехали в Паволочь. Тут жандармы решили разделиться: Ланг остался с Гебелем, а Несмеянов и Скоков разъехались в разные стороны искать Муравьёвых.

В это время Муравьёвы и Бестужев-Рюмин, опять перегнав жандармов, переехали Паволочь и направились дальше, как объяснили в корчме, на Фастов. Действительной же целью их движения были Трилесы. Там они уже оказывались в зоне квартирования Черниговского полка (в Трилесах была расположена 5-я рота полка, которой командовал член тайного общества поручик Кузьмин, в то время находившийся в Василькове, в квартире самого Муравьёва). Сергей Муравьёв немедленно послал с рядовым 5-й мушкетёрской роты Савицким записку в Васильков, в которой просил Кузьмина приехать в Трилесы, никому не разглашая о присутствии там Муравьёва. Кроме Кузьмина приглашались ещё барон Соловьёв и Щепилло.

В тот же час из Трилес куда-то выехал Бестужев-Рюмин с каким-то спешным поручением. Каким же?

Наміри зв’язатися з лідером польського революційного руху здійснюються

Сергей Муравьёв и сам Бестужев в своих показаниях согласно говорят о том, что он поехал к славянам в Новоград-Волынск, но, узнав в Брусилове, что Муравьёва ищут жандармы, возвратился. У Бестужева сказано, что он узнал это от графа Олизара. Это упоминание имени польского революционера в данной обстановке чрезвычайно важно. Бестужев должен был в этот решающий момент связаться с поляками, побудить их действовать в силу ранее принятых решений. Однако свидетельство, что от Олизара Бестужев узнал об ищущих Муравьёва жандармах и потому возвратился, явно требует критики. О том, что жандармы ищут Муравьёва, все уже знали (весть об этом привёз сам Бестужев), поэтому правильнее другое сообщение Бестужева: он узнал, что жандармы ищут именно его самого. Но предположение, что Бестужев действительно хотел проехать к славянам, вызывает сомнения. Мы знаем, что он обещал вернуться к рассвету. Доскакать из Трилес в Новоград-Волынск и вернуться обратно в одну ночь невозможно. К тому же у Артамона Муравьёва уже была оставлена записка для передачи славянам. Очевидно, Бестужев предполагал отправиться к славянам позже, а в ближайшую свою поездку рассчитывал связаться с более близкими воинскими частями, может быть, с полком Швейковского. Доехать до Брусилова и даже Радомысля и вернуться вполне возможно. В Радомысле же стоял Швейковский, на которого надеялись, что он поднимет Алексопольский полк, а в Брусилове – Кременчугский полк, на который также возлагались надежды.

С этим предположением совпадают два мемуарных свидетельства: в «Записках» о Славянском обществе написано, что Бестужев был у Швейковского; по рассказу Соловьёва, Быстрицкого и Мозалевского, записанному Вадковским264, также видно, что Бестужев был у Швейковского и Набокова, командира Кременчугского полка. В обоих местах его постигла неудача: бывшие пылкими на словах члены общества отказались вывести полки. Их колебания и конечная позиция повторили линию Артамона Муравьёва. Ещё раз надо подчеркнуть, – ситуация была коренным образом иная, нежели ранее предполагалось, и в обстановке рухнувшего петербургского восстания члены общества не решались поднять на восстание свои южные, «окраинные» полки. Это было совсем не то, что предполагалось раньше, и дворянская революционность не выдержала этого испытания».

Серед членів «Общества соединённых славян» такі випадки, якщо вони були – залишились поодинокими. Свідчень про таке в пам’яті прогресивних кіл вітчизняного прогресивного громадянства – не знайти. Зате безмежною повагою були оточені послідовно керівники антиурядових виступів. Про них складалися легенди – часом не завжди засновані на достеменно перевірених фактах.

«Гебель с Лангом между тем узнали в Паволочи, что Муравьёвы выехали на Фастов. Погоня продолжалась. По дороге на Фастов погоня остановилась в Трилесах кормить лошадей. Жандармы с Гебелем остановились, зашли на квартиру поручика Кузьмина обогреться и узнать, проезжали ли Муравьёвы. В квартире было темно. Гебель и Ланг засветили огонь, вошли в комнату и …увидели там Сергея Муравьёва.

Он стоял в комнате совсем одетый, хотя было 4 часа ночи. Матвей спал в соседней комнате.

Расставив вокруг дома стражу, Гебель предложил Матвею одеться и прочёл братьям приказ об аресте. Муравьёвы наружно приняли приказ спокойно и даже пригласили Гебеля напиться чаю, «на что он охотно согласился». Итак, арест стал фактом. Правительственная рука уже не только лежала на горле революционного выступления,