Vitalii Voyt - Битва за "Гамалей" або війна відьом, Vitalii Voyt

— Всё изменилось. Величественные дома, когда-то сиявшие красотой и архитектурной гармонией, покрылись трещинами, словно вены на теле умирающего существа. Их белоснежные стены почернели, утратив отблеск солнечного света. Сады, некогда наполненные пьянящими ароматами экзотических цветов, увядали, а вода в фонтанах сгущалась, напоминая застоявшуюся кровь. Казалось, сама природа отвернулась от Граста: деревья чахли, их корни беспомощно извивались в потрескавшейся земле, птицы покинули небо, а мелкие насекомые исчезли без следа, будто неведомая сила поглотила их жизненную энергию.

— Люди, что остались, превращались в тени самих себя. Их лица стали серыми, голоса — глухими, а глаза утратили искру разума. Они больше не разговаривали, лишь молча двигались по улицам, словно марионетки в чьих-то невидимых руках. Болезни, неизвестные даже самым опытным целителям, медленно разъедали их плоть и разум. Смех, что некогда наполнял городские площади, исчез, а вместе с ним и последние воспоминания о жизни. Граст перестал быть пристанищем для людей. Он превратился в их могилу.

— Серафим, один из немногих, кто ещё сохранял связь с реальностью, отчаянно пытался остановить надвигающуюся тьму. Он чертил защитные круги, читал древние заклинания, возводил барьеры — но всё было тщетно. Город погружался в бездну. Его маленькие помощники — странные зверушки, верные ему с самого детства, приносили дурные вести. Чума, охватившая Граст, зародилась в тёмных водах реки, что пролегала через сердце города. Её воды несли не только зловоние, но и саму смерть. И именно там, в затаившихся глубинах теней, поселились три женщины, чьи имена произносили лишь шёпотом.

— Время приблизилось к полудню, но свет так и не коснулся города. Небо, заволоченное чёрными, тяжёлыми тучами, нависало над крышами, будто готовое разразиться чем-то большим, чем просто дождь. Капли холодной воды уже вторую неделю не прекращали стучать по камням мостовых, пропитывая улицы вечной сыростью. Когда-то чистые дороги превратились в промозглые канавы, извивающиеся, словно живые, наполненные страхом и болью. Казалось, сам город содрогался от каждой капли дождя, точно живое существо, сотрясаемое судорогами ужаса.

— Серафим выглядел старым и болезненным, но его истинный возраст оставался тайной, скрытой за маской времени. Его длинная седая борода всегда была тщательно ухожена, аккуратно вычесана, а одежда, хоть и простая, носила на себе следы магии — тонкие золотые нити переплетались в причудливые узоры, светясь, когда он проходил мимо свечей. Он был невысок, хрупок на вид, и его тело не излучало физической силы. Но вот глаза… Чёрные, глубокие, в которых отражались и знание, и угроза, и какая-то первобытная мощь. Они не принадлежали старику. В них жило что-то древнее, неумолимое.

— Он шагал по комнате медленно, едва касаясь пола, бормоча себе под нос слова — возможно, остатки забытого заклинания или осколки мыслей, сливающихся в ритуальный шёпот. В полутьме его фигура казалась призрачной, но даже в этом приглушённом свете было ясно: он напряжён. Ожидание сжимало воздух в комнате.

— Внезапно громкий стук в окно разорвал тишину. Серафим резко замер, но не обернулся сразу. Он повернул голову в сторону противоположного угла, где не горел ни один огонёк, но где, он знал, всегда что-то пряталось. Затем, бесшумно ступая, он направился к тёмному углу, и в одно молниеносное движение схватил небольшой предмет. Несмотря на возраст, его движения были быстры и точны, словно годы — лишь тонкая оболочка, скрывающая за собой настоящую сущность.

— Он продолжил поиски. Открыв шкафчик, он аккуратно вынул несколько амулетов и магических предметов, пробежался по ним взглядом, словно взвешивая их значение, а затем уложил в небольшой мешочек, висевший на поясе. Закрыв глаза, он на мгновение замер, прислушиваясь к чему-то за пределами комнаты. И снова — стук. На этот раз резкий, нетерпеливый.

— Серафим медленно повернулся к окну и тихо, но твёрдо произнёс:

— Ну что ж… посмотрим, что скрывает дом на реке.

— В следующий миг он сорвался с места. Легко, без лишних движений, словно подчиняя сам воздух своей воле, он скользнул к окну, распахнул его и прыгнул в темноту.

— Снизу, из мрака ночного неба, его уже ожидала огромная птица. Сокол. Чёрно-золотое оперение мерцало в свете луны, распахнутые крылья выглядели словно живые знамена, разрезающие ночь. Серафим приземлился точно на его спину, обхватил поводья, и в тот же миг птица устремилась вверх, взмывая в облака.

— Внизу раскинулся Граст. С высоты город казался игрушечным, словно забытая детская поделка, чьи контуры смазал дождь. Серафим на миг позволил себе насладиться полётом, этим ощущением безграничности, когда мир подчиняется лишь силе ветра и крыла. Но, стоило ему взглянуть вниз, к городу, как радость исчезла.

— Граст, некогда сиявший светом своей цитадели, теперь выглядел, как чёрная дыра, поглощающая всё живое. Где-то в его глубинах пряталась тьма, распространявшаяся, будто болезнь.

— “Куда ушла жизнь?” — пронеслось в мыслях.

— Серафим сжал поводья, его пальцы побелели от напряжения. Чувствуя его тревогу, Сокол вздрогнул и резко спикировал вниз, как хищник, почувствовавший запах жертвы.

— Серафим уже собирался приземлиться, когда внезапно воздух вокруг наполнился омерзительными звуками. С разных сторон на него устремились мерзкие крылатые существа — кожистые, уродливые, с раздутыми брюхами и жадными пастями, полными клыков. Их крики резали слух, как вопли самой тьмы.

— Сокол резко дёрнулся в сторону, маневрируя среди нападающих, его крылья рассекали воздух, выполняя невозможные пируэты. Но твари не отставали. Они тянулись к нему, к чародею, извиваясь в воздухе, как змеи, жаждущие утолить голод.

— Ещё немного, и Серафим останется без своего транспорта.

— Не теряя времени, он резко распахнул мантию, его пальцы скользнули к тому, что он так тщательно прятал в углу своей комнаты. Посох. Белоснежный, изогнутый, словно коряга, увитая старинными символами, едва различимыми под пеленой времени.