Гюго - Отверженные 1 том, Гюго

попросил ее позаботиться о Фантине.

Переговорив с сестрой, он подошел к Фантине.

Фантина каждый день ждала появления Мадлена, как ждут солнечного луча, несущего с собой тепло и радость Она говорила сестрам: «Я только тогда в живу, когда приходит господин мэр».

В этот день ее сильно лихорадило Увидев Мадлена, она сейчас же спросила:

- А Козетта?

- Скоро, - ответил он, улыбаясь.

Мадлен держал себя с Фантиной как обычно. Только вместо получаса он, к великому удовольствию Фантины, просидел целый час. Он тысячу раз повторил окружающим, что больная ни в чем не должка нуждаться. Все заметили, что на минуту лицо его стало очень мрачным. Однако это объяснилось, когда узнали, что врач, нагнувшись, шепнул ему на ухо: «Ей значительно хуже».

Затем он вернулся в мэрию, и конторщик видел, как он, внимательно изучив дорожную карту Франции, висевшую у него в кабинете, карандашом записал на клочке бумаги какие-то цифры.

Глава вторая.

Проницательность дядюшки Скофлера

Из мэрии он направился на другой конец города, к некоему фламандцу Скауфлеру, а на французский лад - Скофлеру, который отдавал внаем лошадей и «кабриолеты по желанию».

Чтобы кратчайшим путем добраться до этого Скофлера, надо было идти по безлюдной улице, где находился церковный дом того прихода, к которому принадлежал Мадлен. По слухам, священник этого прихода был человек достойный и почтенный, умевший при случае подать добрый совет. В ту минуту, когда Мадлен поравнялся с церковным домом, на улице был только один прохожий, и этот прохожий заметил следующее: уже миновав дом священника, г-н мэр остановился, постоял, потом вернулся и дошел до ворот этого дома; в воротах была калитка с железным стукальцем; он быстро взялся за стукальце и приподнял его, потом снова остановился и как бы замер в раздумье, однако по прошествии нескольких секунд, вместо того чтобы громко постучать, он тихонько опустил стукальце и пошел дальше с поспешностью, какой до того не обнаруживал.

Мадлен застал Скофлера дома, за починкой сбруи.

- Дядюшка Скофлер! - сказал он. - Есть у вас хорошая лошадь?

- У меня все лошади хорошие, господин мэр, - возразил фламандец. - Что значит, по-вашему, «хорошая лошадь»?

- Такая, которая могла бы пробежать двадцать лье за один день.

- Черт возьми! - воскликнул фламандец. - Двадцать лье!

- Да.

- Запряженная в кабриолет?

- Да.

- А сколько времени она будет отдыхать после такого конца?

- Если понадобится, она должна быть в состоянии выехать обратно на следующий же день.

- И проделать такой же путь?

- Да.

- Черт возьми! Черт возьми! Как вы сказали? Двадцать лье?

Мадлен вынул из кармана листок бумаги, на котором было карандашом набросано несколько цифр. Он показал их фламандцу. Это были цифры: пять, шесть и восемь с половиной.

- Видите? - сказал он. - Всего девятнадцать с половиной, то есть все равно, что двадцать лье.

- Господин мэр, - сказал фламандец - У меня есть то, что вам нужно. Моя белая лошадка. Вам, наверно, случалось ее видеть. Это коняшка из нижнего Булоне. Горяча, как огонь. Сперва ее думали объездить под седло - куда там! Брыкается, скидывает на землю. Решили, что она с пороком, не знали просто, что с ней и делать. Я купил ее и запряг в кабриолет. И что же вы думаете, сударь? Этого-то ей и надо было. Послушна, как овечка, быстра, как ветер. Дело в том, что не надо было садиться ей на спину. Не желала она ходить под седлом. У каждого свой норов. Везти - согласна, нести на себе - ни за что. Видно, уж так она про себя и порешила.

- И она пройдет такое расстояние?

- Пройдет все ваши двадцать лье. Крупной рысью и меньше, чем за восемь часов, но только при некоторых условиях.

- При каких же?

- Во-первых, на полдороге вы дадите ей часок передохнуть; она поест, и пока она будет есть, кто-нибудь должен побыть при этом, чтобы работник постоялого двора не отсыпал у нее овса, а то я заме» чал, что на постоялых дворах конюхи пропивают больше овса, чем лошади его съедают.

- За этим последят.

- Во-вторых… А что, этот кабриолет нужен вам самим, господин мэр?

- Да.

- А умеет ли господин мэр править?

- Умею.

- Хорошо, но только, господин мэр, вы должны ехать один и без поклажи, чтобы не перегружать лошадь.

- Согласен.

- Но послушайте, господин мэр, ведь если с вами никого не будет, вам самим придется потрудиться и присмотреть за кормежкой.

- Об этом мы уже договорились.

- Я возьму с вас тридцать франков в сутки. Простойные дни оплачиваются так же. Ни на грош меньше, и прокорм коня за ваш счет, господин мэр.

Мадлен вынул из кошелька три наполеондора и положил их на стол.

- Вот вам за два дня вперед.

- А в-четвертых, для такого конца кабриолет будет слишком тяжел и утомит лошадь. Лучше бы вы, господин мэр, согласились ехать в моем маленьком тильбюри.

- Согласен.

- Экипаж легкий, но открытый.

- Это мне безразлично.

- Но подумали ли вы, господин мэр, о том, что у нас зима?

Мадлен не ответил.

- И что стоят холода? - продолжал фламандец. Мадлен хранил молчание.

- И что может пойти дождь?

Мадлен поднял голову и сказал:

- Завтра, в половине пятого утра, тильбюри вместе с лошадью должны стоять у моих дверей.

- Слушаю, господин мэр, - ответил Скофлер; потом, соскабливая ногтем большого пальца пятно на деревянном столе, добавил тем равнодушным тоном, каким фламандцы так искусно прикрывают хитрость: - Да! Только сейчас вспомнил! Ведь господин мэр еще не сказал, куда едет. Куда это вы едете, господин мэр?

Он только об этом и думал с самого начала разговора, но, сам не зная почему, не решался задать этот вопрос.

- Надежны ли передние ноги у вашей лошади? - спросил Мадлен.

- О да, господин мэр! Только придерживайте ее на спусках. Много ли спусков будет по дороге отсюда до вашего места?

- Не забудьте: надо быть у моих дверей точно в половине пятого утра, - ответил Мадлен и вышел.

Фламандец остался «в дураках», как он сам признавался впоследствии.

Не прошло и двух-трех минут после ухода мэра, как дверь отворилась снова, это был мэр.

У него был все тот же бесстрастный и задумчивый вид.

- Господин Скофлер! - спросил он. - Во сколько вы цените лошадь и тильбюри?

- А разве вы, господин мэр, хотите купить их у меня?

- Нет, но на всякий случай я хочу обеспечить вам их стоимость. Когда я приеду, вы вернете мне эти деньги. Во сколько вы цените кабриолет и лошадь?

- В пятьсот франков, господин мэр.

- Вот они.

Мадлен положил на стол банковый билет,